Красноармеец РККА
Шпедт Александр Иванович, 1918-1970
Фото 1941 (осень)
В Удмуртской АССР красноармейцы строительных батальонов, в основном использовались на лесных и торфяных разработках, строительстве ж/д дороги Кильмезь – Ува и Ижевск – Балезино.
С каждым годом в живых остается всё меньше жертв сталинского режима - узников лагерей, тех, кто пережил ужасы того времени. Особую важность для потомков и будущих поколений приобретают сохранение, публикация и изучение источников личного происхождения, к которым относятся письма и мемуары жертв сталинских репрессий.
В середине сентября 1941 года, в самый разгар Вяземской оборонительной операции, Александр Иванович Шпедт, участвуя в ожесточенных сражениях на Смоленском направлении, не сдался в плен врагу, чем доказал верность воиннской присяге. Даже при беспорядочном отступлении частей РККА на город Гжатск, он продолжал добывать важные сведения от плененных солдат вермахта, был переводчиком при штабе, чем завоевал к себе доверие своих командиров. Начальство части высоко ценило действия красноармейца Шпедт Александра Ивановича и не спешили отправлять в строительные части.
В архивной справке ИЦ МВД УР № 4/1 – 2132 от 12.09.2011г. по данным личного архивного дела МВД УР № 6349 Шпедт Александра Ивановича указано следующее:
" Шпедт Александр Иванович, 1918 года рождения, уроженец г. Бальцер Саратовской области, в соответствии с постановлением ГОКО СССР от 06 сентября 1941 года [ГКО № 35105 от 08.09.1941г. – моё] как лицо немецкой национальности, из г. Гжатска Смоленской области переселен в Лумповский леспромхоз поселка Новая Стройка Старозятцинского р-на УАССР, где в 1946 году переведен на положение спецпоселенца. Позднее переведен на ст. Пастухово Якшур – Бодьинского р-на УАССР. С учета спецпоселения снят с января 1956 год.
В состав семьи Шпедт А.И. входил брат Шпедт Эдуард Иванович, 1911г.р. Основание: фонд 84, опись 1, арх.л.уч.д.6349,л.л. 1,2 12,24."
Письма Шпедт Александра Ивановича могут служить доказательством преступлений сталинского режима и войти в общую доказательную базу для обвинительного акта на процессе по осуждению этого преступного режима. Более того, его письма стали самостоятельным объектом исследования той информации, которая в них содержится.
Кроме того, его письма являются носителями особой информации, важной для анализа психологии «человека в ГУЛАГе», которая вытекала из тотального террора и эволюции личности в условиях экстремальных ситуаций.
Сохранившиеся "трудармейские" письма Шпедт Александра Ивановича, это источник для тех исследователей которые до настоящего времени считают,что в Удмуртии трудармейцы находились просто в Лумповском леспромхозе треста "Ижлес", как это указанно в многочисленных однотипных архивных справках ИЦ МВД Удмуртской Республики. Его письма написанные из лагеря НКВД на станции Лумпово Якшур-Бодьинского района Удмуртской АССР, опровергают это ошибочное утверждение.
Не менее ценным источником информации в моей работе послужили свидетельские показания людей, которые были близки при жизни со Шпедт Александром Ивановичем, 1918-1970 и его братом (моим дедом по материнской линии) Шпедт Эдуардом Ивановичем, 1911-1977.
"...Уже здесь в Ижевске Александра Ивановича расконвоировали и без всякого сопровождения, в составе 133-го строительного батальона, отправили в Якшур-Бодью, а оттуда в лагерь НКВД на станцию Лумпово».
Станция Лумпово была конечной станцией узкоколейной железнодорожной дороги (1000 мм) Ижевск - Лумпово. Своё название станция Лумпово получила от древнего удмуртского поселения Лумпово, что означает в переводе с селкутского «болото».
На севере Удмуртии с древних времен живут удмурты, язык которых относится к уральской языковой семье.
В уральской семье выделяют финно-угорские и самодийские языки, разделение которых произошло во 2-ой половине 4-го тысячелетия до н.э., когда предки самодийских народов (ненцев, энцев, нганасан и селькутов) отошли на восток, к Енисею. Оставшаяся часть вместе с некоторыми прошлыми племенами образовали финно-угорскую общность на Западном Приуралье и Волго-Камье.
Основным районом расселения удмуртов ученые считают бассейны рек Вятки, среднего и нижнего течения Камы.
По воспоминаниям Эли Михайловны Шпедт (1941-2016), невестки Александра Ивановича, поселения на станции Лумпово как такового не было. Мобилизованные немцы жили в бараке в поселке Лынга.
В 1932 году на верховьях реки Лынга был образован рабочий посёлок Якшур-Бодьинского района.
Название посёлка также имеет удмуртские корни и означает в переводе с селькупского языка – запор для ловли рыбы.
Лынга — река протекает в посёлке Лынга и впадает в реку Лоза выше посёлка Лоза Якшур-Бодьинском и Игринском районах Удмуртии. Устье реки находится в 101 км по правому берегу реки Лоза. Длина реки составляет 25 км, площадь бассейна 107 км². В верховьях также именуется как река Прыч".
"...В Лумповский лесопункт треста «Ижлес» входили рабочие поселки Лумпово, Красная Горка, Новая Стройка и 13-й квадратик, а станция Лумпово находилась непосредственно в зоне Лумповского лесопункта треста "Ижлес". Здесь осуществлялась заготовка делового леса для нужд военной промышленности. Лумповский лесопункт занимался заготовкой леса, дров, угля, шпал. Шпалы использовались для строительства стратегически важной железной дороги Ижевск-Балезино (январь 1942 - ноябрь 1943).
На станции Лумпово было кольцо, где мотовозы разворачивались и шли обратно на Ижевск. Здесь же и имелось депо УЖД, где мотовозы ремонтировались и заправляли свои газочурки (мотовозы).Мотовоз – это тракторный дизельный или газогенераторный мотор с трансмиссией и простейшими органами управления, установленный на платформе. Для связи с диспетчером, который говорил, с какой делянки надо вывозить лес, на мотовозе был полевой телефон. Телефонная линия – голый (не изолированный провод) висел на столбовых гвоздях вдоль путей. Второй провод - рельсы...
Согласно «Материала обследования санитарного состояния и заболеваемости в 134 строительной колонне на ст. Чур» узкоколейной железной дороги Ижевск - Лумпово, проведенного бригадой медиков в составе проф. Могилевчика З.К., проф. Чумакова Н. И. и ассистента Зайцева В.М. по поручению Секретаря Обкома ВКП(б) т. Николаева и Наркома Здравоохранения т. Растегаевой в период с 22 по 24 декабря 1941 года было установлено следующее:
«Проверено обследование помещений, общежитий стационара, изолятора и столовой на ст. Чур. Обследование бытовых условий, питания и условия труда на ст. Чур и 48 участка, а также осмотр больных и ознакомление с документами столовой Леспродторга по вопросам питания.
1. Жилищные условия. Рядовой состав строительной колонны живет в общежитиях барачного типа, принадлежащих лесопункту. Плотность населения следующая: Общежитие № 3 ст. Чур площадь 108 кв. метров, расселено 90 чел. (по 1,2 кв. м. на человека) в общежитии на 48 участке (6 км. от ст. Чур) площадь 140 кв. метров расселено 120 чел. (на 1 чел. по 1, 17 кв.м.).
Общежития оборудованы 2-х этажными нарами, на которых спят без всяких постельных принадлежностей в верхней одежде. Имеющееся незначительное количество соломенных тюфяков используется вместо подушек на 4- 5 человек. В бараках нет форточек, воздух спертый, тяжелый, но тепло. Не во всех бараках имеются умывальники, нет сушилок для обуви и одежды.
2. Личная гигиена. У большинства строительной колонны совсем отсутствуют нательные рубашки, у значительной части нет кальсон. Имеющееся нательное бельё крайне изношено и грязное. Полотенец мало, мыла выдается недостаточно (за полтора месяца выдано 200 гр.).
3. Одежда и обувь. Верхняя одежда в большинстве случаев служит из лохмотьев, крайне изношенной одежды военного образца, причем у подавляющего большинства бойцов полы шинели обрезаны на портянки. Обувь рваная: ботинки и лапти, причем у некоторых имеются валенки, до сих пор ряд бойцов носит пилотки. Ноги недостаточно утеплены, т.к. не хватает портянок и онучей. Последнее время шьют стеганые чулки и варежки. Скученность и отсутствие белья, а также регулярность санитарной обработки привели к большой завшивленности, по нашему мнению поголовной. Санобработка проводится не полно и неправильно и поэтому не достигает цели. На 48-ом участке до сих пор незаконченно строительство дезкамеры.
4. Условия труда. продолжительность рабочего дня определяется дневным светом, т.е. от 8-8 часов. Место работы недалеко от общежития. На ст. Чур проводятся погрузочные работы в любое время дня и ночи, на 48-ом участке лесные работы. Нормы выработки обычные, но они выполняются лишь небольшим числом бойцов.
5. Питание. Рядовой состав питается в общих столовых Леспродторга. Состояние столовых антисанитарное, производственная часть в техническом отношении запущена. Ощущается острый недостаток в ложках и тарелках. Часть бойцов принуждена есть суп из тарелки. Питание 2 раза в день, утором 6 часов и вечером 18. Ввиде супа и одного второго блюда утром и вечером.
В среднем на день приходится по три горячих блюда. Днем во время работы только хлеб.
Со слов начальника колонны ст. лейтенанта Чувашева на питание может расходоваться 4р. 50 коп. в сутки. По сообщению работника Наркомторга УАССР т. Хаймовича и Управляющего Леспродторгом т. Беспалова норма продуктов на бойца в месяц следующая: мяса – 1200гр., рыбы – 800 гр., крупы 1500 гр., сахару – 500 грн., жиров 600 гр., хлеба 800 гр., овощей неопределенно. Однако этих продуктов бойцы не получают, в особенности мяса, рыбы, жиров и овощей.
По выборочным данным, произведенным нами в столовой фактически на питание не превышал 3р. 50 к. в сутки. Количественное и качественное сторона питания характеризуется следующими данными:
6/ХІІ 10/ХІІ 11/ХІІ 12/ХІІ 22-23/ХІ
К-во Калор. К-во Калор. К-во Калор. К-во Калор. К-во
Мясо: 50 54 50 54 - - 50 54 -
Картофель: 1800 560 1100 344 600 189 900 280 900
Масло: 10 78 4 31 4 31 4 31 5
Лук 10 4 10 4 5 5 6 3 6
Мука: 50 164 50 164 100 328 50 164 -
Огурцы: - - 50 6 50 - 75 9 50
Помидоры: - - 100 7 - - - - 25
Свекла: - - 100 8 - - - - -
Морковь: - - - - - - - - 50
Горох: - - - - - - - - 50
Крупа: - - - - - - - - 50
Итого: 0 860 0 623 0 550 0 541 0
Калорийность картофеля взята на 50% ввиду его плохого качества и большого количества отхода.
Хлеб ржаной выдается по 800 грамм. Необходимо отметить, что часто хлеб выпекается низкого качества – сырой. Таим образом, калорийность суточного рациона, с хлебом в среднем составляет 1053-2160 калорий (из которых большая часть падает на хлеб. Мясо в последнее время дается по 50 грамм в день, но не чаще чем раз в 3 дня, последнее время мяса нет совсем. Масло 4-5 грамма. Абсолютно недостаточно витамина «С» в рационе (квашеная капуста, лук…
6/ХІІ 10/ХІІ 11/ХІІ 12/ХІІ 22-23/ХІ
Белки: 110 гр. 65 гр. 67 гр. 69 гр. 65 гр.
Жиры: 27 11 12 13 13
Углеводы: 837 450 438 466 460
Таким образом, питание имеет следующие крупные недостатки:
а) Острый недостаток белков и центров. Белки в основном неполноценные. Общее количество покрывает 50-60 необходимого минимума.
б) Калорийность дневного рациона составляет не свыше 50% минимума необходимого на лесных работах.
в) Одноразовое питание и почти полное отсутствие витамина «С» в силу недостатка овощей.
Необходимо отметить, что командование колонны и врач уделяют мало внимания вопросам питания. По крайней мере в самых элементарных сведений по количеству питания нам от них получить не удалось.
6. Заболеваемость. В составе колонны имеются различные национальности, в частности эстонцев 354 человека, казахов 147 чел. Состояние общей заболеваемости по месяцам следующая:
Всего чел. Состояло больных
15/Х 1004 44 - 4,4%
20/Х 1004 45 - 4,5%
25/Х 1001 212 - 21,2%
30/Х 998 77 - 7,7%
5/ХІ 882 132 -15%
10/ХІ 880 111 -12,4%
15/ХІ 878 144 -16,4%
25/ХІ 1021 110 -11%
30/ХІ 1020 107 - 10,7%
5/ХІІ 1031 93 - 9%
10/ХІІ 1041 124 - 12%
15/ХІІ 1044 148 -14%
20/ХІІ 1041 132 - 13%
Для больных на ст. Чур открыта небольшая больница. Состояние больницы в общем удовлетворительное. Ощущается острый недостаток в ряде самых необходимых медикаментов и инструментария.
Питание в больнице удовлетворительное. Большая часть больных помещается в изоляционном бараке на ст. Чур, а также в общежитии на 48-м участке. Помещение изолятора, в котором находятся тяжелобольные, нуждающиеся в постельном режиме ничем не отличающиеся от состояния бараков общежитий. Обслуживаются больные тут же в общем помещении военфельдшером в совершенно нетерпимой обстановке. Необходимо подчеркнуть, что больные активным туберкулезом легких совершенно не выделены, не получают никакой помощи и дессимируют туберкулез.
По больнице на ст. Чур за полтора месяца прошло 73 больных. По виду заболеваний:
1) Воспаление легких плеврит – 36;
2) Энгелиты язвы желудка – 11;
3) Тяжелые случаи пиодермии – 7;
4) Туберкулез легких – 4;
5) Травмы и обморожения – 4;
6) Прочее – 11.
По изоляционным баракам с 5 по 22/ХІІ прошло 10 человек, а именно:
1) Фурмукулез, тяжел. пиодермия – 28 чел.;
2) Обмораживание и потертости - 22;
3) Травмы – 21;
4) Грипп, воспаление легких - 17;
5) Туберкулез легких - 6;
6) Прочие - 16.
При осмотре бойцов в общежитиях у многих обнаружено пиодермия, фурункулез, резкое истощение организма, вялость и психическая подавленность (особенно это заметно среди эстонцев). По национальности заболеваемость распределяется следующим образом:
На 110 больных изолятора – эстонцев 71 чел. 55%, казахов 15 чел. прочих национальностей 24 человека.
По больнице из 73 – х больных эстонцев 51 чел. (70%) казахов 3 чел., прочих 19.
Принимая во внимание, что эстонцы составляют около 35% общего состава колоны можно отметить, что заболевание среди них примерно в 2 раза чаще, чем среди остальных национальностей.
В больнице был обнаружен больной с достаточной ясно-выраженными признаками пеллагры/авитаминоз/ и у 2-х больных мы видели безбелковые («голодные») отеки.
Лечение больных особенно в изоляторе симптоматическое. Более активное лечение (гипосульфит, витамины, алтогемоторепия) не производится.
В заключение необходимо отметить со слов начальника колонны выяснилось
Что большинство эстонцев относятся к группе «негодных» и были в свое время сняты с военного учета, а затем в июле месяце вновь призваны.
ВЫВОДЫ:
1. Общая заболеваемость чрезвычайно велика, но она не носит какого-либо специфического характера.
2. Заболеваемость идет за счет: а) общей пиодермии осложненной фурункулезом и в отдельных случаях септикопиемией, б) простудные заболевания с тяжело – протекающими пневмониями, б) большого числа случая активного туберкулеза легких, г) производственных травм при чем в этом случае не исключаются повреждения с целью освобождения от работы.
3. У большинства бойцов (особенно эстонцев имеются резкие истощения организма, упадок сил, плохая работоспособность и общая подавленность, что можно объяснить частичным витаминным голоданием (гиповитаминоз).
4. Повышенная заболеваемость имеет место в силу неудовлетворительного питания как качественно, так и количественно и плохих бытовых условий, а также одежды не соответствующие зимнего времени.
В целях питания заболеваемости и улучшения общего санитарного состояния колонны, необходимо провести следующие мероприятия:
1) Провести медицинский отбор и выделить всех физически слабых для направления их на более легкие работы в помещении.
2) Улучшить питание, доведя суточный рацион до существующих норм стройбатальонов и установить систематический врачебный надзор за столовой и питанием.
3) Установить возможность для бойцов, выполняющих норму выработки иметь добавочное питание в столовой за наличный расчет.
4) Улучшить обеспечение теплой одеждой и бельем бойцов обратив особое внимание на утепление ног. Обеспечить бойцов мылом.
5) Для витаминизации питания срочно снабдить столовую квашеной капустой, давая её в невареном виде.
6) Улучшить санитарное состояние общежитий (сушилки, форточки, умывальники) и обеспечить бойцов тюфяками или соломенными матрацами.
7) Улучшить санитарное состояние изоляционного барака на ст. Чур (постельные принадлежности, помещения для приема больных, переоборудование нар, форточки и т.п.). по указанию врача Кайгородовой.
8) Выделить всех больных активным туберкулезом легких.
9) Проводить более активное лечение больных (витамины, гипосульфит, альтогемотерапия) командировав для помощи врачу Кайгародовой опытного дерматолога на 8-10 дней, обеспечив необходимыми медикаментами, шприцем и т.д.
10) Немедленно усилить питание больных, в изоляторе витаминизировав его (квашеная капуста, пивные дрожжи, настои шиповника и хвои). Использовав небольшой запас шиповника в Леспродторге и доставку пивных дрожжей из Ижевска.
11) Организовать в лесу на месте работы выдачу кипятка учитывая 12-ти часовой перерыв в приеме горячей пищи.
Руководитель Бригады – Зайцев
Члены Бригады профессор – Чумаков
Профессор – Могилевчик
22/ХІІ- 1941»
"В начале1942 года на станции Лумпово Лумповского лесопункта треста «Ижлес» Парфёновском разрубе, в 2 км. от посёлка Лынга был организован лагерь НКВД.[/b]
Старый Парфеновский разруб, названный в годы Первой мировой войны (1914-1916 гг.) Парфеновским в память о мастере Парфенове, который занимался в этом лесном районе заготовкой древесного угля и вырубкой просек и леса, в том числе и для появления данного разруба (дороги), по которому возили заготовленный здесь древесный уголь на Воткинский и Ижевский металлургический заводы.
Здесь вырубили лес, сделали большую поляну, отгородили от внешней среды деревянным забором высотой 2,5 метра обнесённым колючей проволокой, поставили бараки – вот и лагерь НКВД. По углам и в середине зоны стояли охранные вышки с прожекторами. Было хорошее освящение всего периметра зоны. Вся колония представляла себя квадрат, примерно по 800 м каждой стороны. Кроме наружной охраны была и внутренняя.
Лагерь НКВД делилася на две части: зона и вне зона. В зоне находились заключенные – женщины и мужчины. Одноэтажные деревянные бараки на 50 человек в каждом. Во вне зоны, которая располагалась в 50 метрах, казармы для охраны, электростанция (локомотив), колодец с ручным насосом и склад. На складе получали продовольственный паёк.
В посёлке Лынга, как описывает местный краевед Фертиков П.П. (
http://40.stopref.ru/projdemsya-po-komm ... ument.html), со слов бывших заключенных, штаб лагеря НКВД находился в центре посёлка в здании, где сейчас находится поселковый клуб. Кроме штаба, в Лынге находилась ещё одна зона - отдельный участок мужской колонии на 60 человек. Общая площадь зоны в пос. Лынга была небольшой, зона находилась в районе ул. Комсомольской. В зоне стояли бараки, столовая, больница, высокий забор с вышками, колючей проволокой и прожекторами - типичная ГУЛАГовская зона. Именно здесь проживали поволжские немцы, мобилизованные в рабочие колоны.
«…С западной стороны лагеря НКВД на расстоянии около одного километра, располагалось кладбище, куда отвозили трупы людей из числа мобилизованных немцев, заключенных лагеря НКВД, «вольнонаемных», а позже и военнопленных. Это кладбище насчитывает останки нескольких тысяч людей, умерших от увечий на лесоповалах, при разгрузке и погрузки леса, от холода и голода, а также различных болезней. Точное число жертв, погибших в этих лесах Лумповского леспромхоза, до сих пор не установлено. «Была похоронная команда из двух человек – отца и сына, ранее раскулаченных. Хоронили ночью без гроба, труппы возили в ящиках, памятники-кресты не ставили, регистрация умерших не велась. Зимой трупы закапывали в снег, а весной перемещали в братскую могилу - котлован. Женская колония на 500 мест была больше мужской, и отделялось от неё – деревянным забором. Для работы по заготовке леса были организованы бригады, состоящие в среднем из 10-15 человек. В определённом лесном массиве создавались квадратные просеки для более удобного наблюдения за осужденными, только после этого в квадрате приступали валить лес. За работой заключенных наблюдала охрана, которая состояла из солдат возраста 20-25 лет, выписанных из госпиталя по состоянию здоровья, по ранению и негодных к строевой службе. Охрана была хорошо вооружена и имела собак. В роли бригадиров в женских бригадах выступали мужчины из осуждённых. Возраст женщин был не велик от 17 до 25 лет, в основном отбывающие срок наказания по 58 и 59 статьям – «враги народа». Статью эту могли «присудить» по любым провинностям, в том числе – прогул на работе, или побег с завода. Мужчин в лагере НКВД было наполовину меньше около 250 человек..» (
http://lynga.cerkov.ru/2017/02/25/istoriya-sela/).
Постановлением ГКО № 1556с от 26 апреля 1942 года, И. В. Сталин обязал «…НКВД СССР перебросить из Онеглага 1 НКВД СССР (Архангельская область) 4000 заключенных тресту Ижлес Наркомлеса, передав их Наркомлесу для работы на договорных условиях», сюда перевели из других лагерей ГУЛАГа, которые находились в Карелии, недалеко от финской границы.
Николай Аристархович Каширин (1918-1994), племянник знаменитых командармов, героев Гражданской войны, был одним из тех 4000 заключенных Онеглага 1 НКВД СССР. Его осудили на десять лет лагерей ещё до совершеннолетия. В апреле 1942 года он оказался в Лынгинской командировке и попал в лагерь НКВД на станции Лумпово Лумповского лесопункта треста «Ижлес».
Недавно в сети интернет были опубликована его книга воспоминаний «Пока живу - помню» (https://pikabu.ru/story/poka_zhivu__pomnyu). Шестая глава воспоминаний посвящена лагерю НКВД на ст. Лумпово «Удмуртия».
Эта книга - многогранный источник, в котором описаны происходящие события в лагере НКВД на станции Лумпово.
Книга Каширина открыла совершенно новые возможности для изучения только фактов и событий, в которых оказались узники ГУЛАГа, но и осмысления самого феномена «Человек!».
Описание Кашириным условий содержания людей в тюрьмах и лесных лагерях, где заключенным, обреченным на смерть от голода и физического истощения, болезней и холода, приходилось бороться за жизнь до последнего вздоха, описание их психологических переживаний вызывает огромный интерес у неравнодушного читателя, заставляет его по-другому задуматься о той страшной трагедии сталинского террора.
Во многих своих публикациях Каширин Николай Аристархович в подробностях описал и систему работы карательного органа, дал яркие иллюстрации «невероятной» двойственности человеческой природы и... судьбы. Несовершенный ли, или падший человек – великая тайна. Описанные в мемуарах Николая Аристарховича Каширина сопоставления и контрасты поразительные, и если бы нам всем было не знакомо это загадочное существо – Человек, к которому относимся все мы, то все его многочисленные мемуары показались бы читателю невероятными и надуманными.
Вот как Каширин Н.А.в своей книге «Пока живу - помню» описывает своё пребывание в Лынге:
«…Во второй половине мая мы выгрузились на станции Лынга в Удмуртии. Здесь находился штаб Лынгинской исправительно-трудовой колонии. Баня почему-то находилась за зоной. После мытья нас направили в лес. Километрах в шести от станции был вырублен участок в форме квадрата 500 на 500 метров. На территории в штабелях — дрова, в кучах — сучья.
Начальник командировки Коренюк [Начальником лагеря НКВД на ст. Лумпово был капитан внутренних войск Коренюк - моё] объяснил, что здесь мы будем жить и заготавливать дрова для эвакуированных в Удмуртию военных заводов. На территории колонии стояли два барака: один большой, старый и один новый, поменьше. Я с другом определился на чердаке нового барака. Два дня нам дали на изготовление временного жилья. Стали строить землянки, балаганы. На трений день укомплектовывались лесорубные и плотничьи бригады, которые прежде всего огородили зону — узкоколейная дорога еще ранее была проведена на ее территорию.
На чердаке поместилась бригада грузчиков. Они грузили дрова на вагонетки и мотовозом отправляли их на Лынгу, где дрова перегружали в вагоны широкой колеи и увозили в Ижевск.
Я пристроился в этой бригаде дневальным, думал в будущем работать в ней грузчиком: все-таки легче, чем на лесоповале…»
«…С Лынги доходили слухи о тяжелейших условиях работы погрузотряда. В первых числах каждого месяца начальник лынгинской командировки Зайцев приезжал к нам и отбирал в погрузотряд заключенных. Коренюк старался подольше задержать его в кабинете, а в это время нарядчик и комендант отправляли с десяток лучших лесорубов в больницу, где для нас были приготовлены койки. Остальных под видом грузчиков выпроваживали в ночь на погрузку вагонеток. Так Коренюк старался сохранить бригад пятнадцатитысячников.
В октябре 42-го пришел приказ снизить котловое довольствие заключенных до 80 граммов крупы и пяти граммов растительного масла с сутки.
Оскудел общий котел, бесконвойные прекратили ходить за ракушками, вода в водоемах уже была ледяной, молокозавод отказал в твороге. Бригада пятнадцатитысячников перестала существовать.
Баланда стала жидкой, хлеб теперь выпекали из овсяной муки и, конечно, не просеянной: выпеченный хлеб походил на ежа — остья овса при выпечке подымались с его поверхности.
Люди стали слабеть. Начальник определил меня помощником механика электростанции, которая не работала. Механик, латыш Ян, — мастер на все руки. Он свободно ходил к вольнонаемным, делал им слесарные и столярные работы, а платили ему кусочком хлеба, картофельными очистками, которые мы варили на электростанции.
Ян научил меня делать иголки: самые обыкновенные, которыми чинят одежду. Иглы у вольных имели большой спрос, Ян также обменивал их на хлеб и картофельные очистки.
Однажды в первых числах ноября я задержался на электростанции до отбоя. Когда шел в свой барак, было уже темно. Вдруг навстречу двое. Меня ослепили светом электрического фонарика:
— Как фамилия, имя, отчество?
Я ответил. Только в бараке я понял, что встретил меня начальник лынгинской командировки Зайцев.
Утром вместе еще с 14 заключенными я был этапирован на Лынгу, в погрузотряд. Нас соединили с оставшимися в живых грузчиками — людьми бледными, испитыми. Было видно, что скоро они выйдут в «тираж». В первых числах каждого месяца погрузотряд за счет других командировок вырастал до 60 человек, а к концу месяца в нем оставалось человек двадцать...
Отряд занимал большую секцию в одном из бараков. На работу его вызывали двумя гудками электростанции в любое время суток, как только с соседней станции приходил порожняк. Приносили из сушилки одежду, одевались и шли на вахту. Иногда выходили по четыре раза в сутки. А в трех составах 90 вагонов, на каждого грузчика — по полтора. Загрузить состав требовалось за 5—6 часов, времени на сон оставалось мало. Порой придем ночью, сдадим одежду в сушилку: телогрейки, брюки от пота и снега совершенно мокрые. Поужинаем. Только приляжем заснуть — электростанция дает два гудка. Это вызов на погрузку.
Морозы зимой 1942—43 года были сильные. Грузишь вагон: сам в поту, а ноги мерзнут. Многие морозили пальцы ног и рук, но освобождения от работы не получали до тех пор, пока конечности не начинали гнить. Эти люди уже не возвращались ни в погрузотряд, ни к жизни. Один грузчик нечаянно или с намерением отрубил себе на левой руке указательный и средний пальцы. Его так же выталкивали на работу, пока не опухла вся рука. Умер он в больнице от заражения крови.
Драматичны были ночные выводы погрузотряда на работу. Услышав гудки, некоторые быстро одевались и прятались: кто залезет в чужой барак под нары, кто закапывается в снегу. При выходе через вахту обнаруживалось, что многих не хватает. Стоим, ждем, а в зоне начинается так называемая «трелевка». Два коменданта, нарядчик — подключали и пожарников — находят спрятавшихся, выволакивают из-под нар, из снега, двое берут его за ноги и бегом «трелюют» его к вахте — только голова постукивает на обледенелых неровностях. Подтащат, поставят на ноги, шапку на голову и выкидывают за вахту.
Вы видели, как плачут мужчины? Нет, вы этого не видели. Стоит он, прислонившись к стойке нар: по щекам текут слезы, а в глазах — непреодолимая безысходность и смертельная тоска. Он видит свой конец и плачет беззвучно. На такое страшно смотреть.
Питание не компенсировало затраченной энергии грузчиков, работали на износ. Каждый знал, что его ждет. Больше двух месяцев люди не выдерживали. Очередной мученик закончит погрузку, а идти уже не может — в зону его несем. Еще раза два выгонят его на погрузку, но работать он уже не может. Обратно снова несем на руках. Бывает, носим сразу трех-четырех человек. Так и носим, пока медкомиссия не «сактирует» их, или по лагерному, не «спишет». И дожидается он своего последнего часа в специальном бараке.
Может, я был покрепче или помоложе других — в 42-м мне исполнилось 24 года, но продержался я рекордное время — три с половиной месяца.
Где-то во второй половине февраля принесли с работы и меня. Решил я на работу больше не выходить. Выйти только затем, чтобы меня носили мои товарищи — нечестно по отношению к ним. Все равно умру — другого выхода нет. Какая разница: через пару недель своей смертью или оперуполномоченный за саботаж загонит мне в голову 9 граммов свинца уже сегодня.
Принесли меня вечером, а через два часа — снова выход на работу. Слез я с нар, захватил свои вещи, принесенные из сушилки, и снова залез на нары. Слышу, во дворе началась «трелевка». В барак вошел старший комендант, ингуш Гусейн Тлапшаков, увидел меня:
— Почему не вышел на работу?
— Меня, Гусейн, сегодня принесли. Я свое отработал.
— Да брось ты, — сам встал на нижние нары, стараясь схватить меня за ногу,
— Предупреждаю, Гусейн, — не трожь!
— Да брось! — и животам перевалился на верхние нары,
Я сел, поджав ноги, — он почти дотянулся до них. Позади была полка, где хранилась моя посуда. Правой рукой через левое плечо я нащупал большую металлическую чашку с приваренным дном, и только Тлапшаков открылся, протянув руку к моей ноге, что было силы дарил его этой чашкой в лоб.
На пол он упал навзничь. Потом перевернулся на живот, закрыл лоб рукой: по ней тенет кровь. Поднялся и сел к столу. В барак вошел нарядчик Минька Дорогин:
— Гусейн, что с тобой?
— Вон, Каширин, угостил,
— Ну, что же, будем писать акт и передадим его оперуполномоченному.
Я понял, что к утру меня уже не будет. Для того, чтобы уничтожить заключенного, достаточно указать в акте: саботаж. Если же приплюсуется и нападение на коменданта, то оперуполномоченный и двух пуль не пожалеет.
Так бы оно и было. Но служилось нечто невероятное, чего я до сих пор не могу объяснить. В барак вошел главврач командировки. И днем-то он никогда не бывал у нас. Что привело его сюда ночью?
— Вы что тут за петицию пишете? — спросил главврач Дорогина.
Дорогин доложил.
— Ты, Тлапшаков, иди в санчасть, там тебе обработают рану, а ты (это уже мне) слезай. Да оставь чашку! Я с тобой драться не буду.
Я слез с нар, сел за стол. Главврач подал мне градусник, минут через пять посмотрел на него и сказал Доронину:
— Выбрось свою писанину человек больной.
Так во второй раз в жизни я ушел от пули.
Грузчики вернулись под утро, но через час снова прозвучал вызов на погрузку.
Дорогин пришел в барак и тихо спросил меня:
— Ты пойдешь на погрузку?
— Нет, — отвечаю.
— Тогда собирайся и иди в карцер. Скажешь старику, что я велел, он тебя пустит.
В то время попасть в карцер на 300 граммов хлеба и стакан воды в сутки считалось счастьем. Я просидел в карцере пять суток, на шестые Дорогин повел меня к новому начальнику.
За это бремя Зайцева призвали на фронт вместе с заключенными по бытовым статьям. Нас, осужденных по 58-й, на фронт не брали. Впоследствии мы узнали, что по дороге к фронту его убили и на ходу поезда выбросили из вагона.
Дорогин сказал новому начальнику, что я был хорошим грузчиком, но сейчас ослаб.
— Пусть отдохнет 10 суток, прикажи выписывать, ему паек грузчика.
Через 10 дней я вышел на работу, но сил хватило лишь на два дня. Я сдал окончательно. Медкомиссия «списала» меня с диагнозом дистрофия. Бог знает какой степени и туберкулез. Последнее не подтвердилось, иначе мне оттуда бы не выбраться.
Для «списанных» или «сактированных» существовал отдельный барак. Довольствие в нём: 400 граммов хлеба и два раза в день мутная жидкая баланда. Умирали здесь, в основном, ночью: уснет человек и не проснется. Ближайшие «кандидаты» на тот свет дня за два облепляли печь со всех сторон, устраивали ссоры за место у нее. Ссорились без крика: кричать у них уже не было сил, — слегка потолкаются плечами, тот, кто послабее, заплачет и уступит. И еще (это было заменено раньше меня, я только убедился в этом) — примерно за, день до смерти, человек начинает гнусавить. Когда услышишь это, уже знаешь, что завтра он может не проснуться…
Утрам санитары выносили мертвых в сарай, что стоял между нашим бараком и больницей. Из больницы трупы тоже выносили туда. Так за сутки в сарае набивалось 15—20 покойников.
Вечером после отбоя завхоз больницы Михеич и дворовый рабочий подгоняли коня, запряженного в сани-розвальни, грузили покойников штабелем, как дрова. Совершенно нагих, с жестяной биркой с выбитым номером, привязанной лычкой к ноге. Везут в лес, где с осени выкопаны большие ямы, и скидывают в них трупы. У некоторых умерших оставались личные вещи. Михеич менял их у вольных на продукты, табак и «кумышку» — так в Удмуртии назывался самогон. Каждый вечер при погрузке я выходил из барака и между нами происходил примерно такой разговор:
— Здравствуй, Михеич!
— Здравствуй, Коля! Ползаешь еще?
— Ползаю, Михеич.
— Недели две ты еще протянешь.
— Нет, Михеич, думаю, месяц.
— Я говорю — две недели, это уж точно.
— Ошибаешься, Михеич, месяц.
— Давай спорить!
— Давай. Что ты мне дашь, если я протяну месяц?
— Я тебе, дам три пачки табаку. А ты мне что?
— Если я не протяну месяц, оставлю тебе, Михеич, в наследство святейший престол папы римского.
— Ого! Годится! Ну иди, закурим.
Он знал, что за этим я и вышел из барака. Закурим, он мне еще отсыплет: немного табаку на день — я и обеспечен до следующего вечера.
— Сколько сегодня, Михеич?
— Сегодня мало, Коля, — одиннадцать покойников.
— Снимут тебя с работы, Михеич.
— За что?
— План не выполняешь,
— Эх, Коля, лучше бы этого плана совсем не было. Знаешь, что творится там, в ямах? Зверье расплодилось за войну: объедают в лесу вашего брата.
— Да что есть-то, Михеич, ведь одни, кости да кожа?
— Не скажи, Коля. Разгрызают живот, выедают внутренности, обгрызают лицо, ягодицы. Вот сейчас будем подъезжать к яме, они выскочат из нее и убегут. А уедем, они тут же появятся на «свежатинку».
Действительно, пока яма не заполнена доверху, закапывать ее нельзя, — а то на зиму ям не хватит…».
Так называемые рабочие колоны мобилизованных немцев размещались, как правило, непосредственно при зонах исправительно-трудовых лагерей НКВД УАССР в лесных рабочих поселках треста «Ижлес».
Отличие «трудмобилизованных» немцев от других узников ГУЛАГа состояло лишь в том, что одни находились здесь по решению суда, а другие по повестке из военкомата. И для заключённых и для трудармейцев были предусмотрены одинаковые режим содержания, нормы питания, отношение к ним охраны. При этом если заключённые знали, по какой статье они осуждены, на какой срок лишены свободы и когда снова станут свободными людьми, то мобилизованные сюда Поволжские немцы этого ничего не знали.
Подтверждением этому служат письма Александра Ивановича Шпедта, два из которых я приведу ниже:.
Красноярский край
г.Ачинск
ул. Тепличная, 40
Шпедт Лидии Ивановне
18-09-42 года
Здравствуй сестра Лида!
На днях получил от тебя письмо от 24.08.42 года, за что тебе благодарен. Ты беспокоишься получил ли деньги, которые ты мне прислала. Я уже раз писал от том, что я их получил и большое тебе спасибо за них и твоя забота не будет забыта. Придет время, и я не останусь в долгу.
Знаешь, Лида, хоть эти деньги я и получил, но они совершенно бесполезные для меня [ежедневная выработка одного рабочего на стройках НКВД в 1942—1945 годах составляла в среднем от 27 до 45 рублей, а на аналогичных «гражданских» объектах — от 50 до 70 рублей. И хотя заключенным и «трудмобилизованным» можно было не доплачивать или вообще не платить за работу, позволительным считалось «экономить» на их питании, вещевом довольствии, бытовом обеспечении и т.п. Пожалуй, единственным реальным стимулом к труду для переведенных на лагерное положение мобилизованных немцев (так же, как и для лагерников — заключенных) являлся так называемый дифференцированный паек. Методика применения этого «стимула» предельно проста: нормы питания в «трудармейских» зонах (так же, как и в лагерях) напрямую определялись по проценту выполнения плановых производственных показателей — лично работником и/или его бригадой, звеном и т.д. В годы войны Лумповский леспромхоз выполнял увеличенные планы по лесозаготовке более чем на 107%, на 149% - план по лесопилению]. Купить на них ничего не купишь кроме молока, а мне сейчас не молоко нужно, а теплое обмундирование [Обмундирование бойцам рабочих колонн дислоцировавшихся в Удмуртской АССР продавалось по так называемой 4-й категории. Многие рабочие батальоны (колонны) вообще не обмундировывались. Зимой и осенью бойцы выходили на работу в лохмотьях, а вместо обуви, как правило, использовали так называемые «ЧТЗ» – подобие галош, вырезанных из покрышек] ибо я работаю грузчиком, а погода уже довольно холодная. [Питание не компенсировало затраченной энергии грузчиков, работали на износ. Каждый знал, что его ждет. Больше двух месяцев люди не выдерживали. Очередной мученик закончит погрузку, а идти уже не может — в зону его несем. Еще раза два выгонят его на погрузку, но работать он уже не может. Обратно снова несем на руках. Бывает, носим сразу трех-четырех человек. Так и носим, пока медкомиссия не «сактирует» их, или по лагерному, не «спишет» - из воспоминаний Каширина Н.А.]. Если я получу ту посылку, про которую ты писала – это будет всё то, что мне требуется. Я бы с вас ничего не смел бы просить, но ничего не купить, когда есть и денег чтобы купить – в город не поедешь, а когда в городе бываешь, не всегда имеешь возможности купить что нужно, так что получаются маленькие ненормальности.
Ну, это всё ничего, как нибуть переживу трудности, а в будущем лучше будет. Были трудные моменты, и я пережил с успехом и теперь не страшусь [“…Питание не компенсировало затраченной энергии грузчиков, работали на износ. Каждый знал, что его ждет. Больше двух месяцев люди не выдерживали...“ - см. выше воспоминания Каширина Н.А.].
Посылку высылай по адресу: Уд. АССР. гор. Ижевск, станция Лумпово, лесопункт, лагерь НКВД и мне.
Напиши как живете, какие новости, чего пишет Мина и все остальные.
Я всем писал, но ответа пока не от кого не получил. Всем привет и хороших пожеланий.
подпись.
Красноярский край
г.Ачинск
ул. Тепличная, 40
Шпедт Софье Федоровне
9-8-42 года
Здравствуйте дорогие родители!
Не знаю, получите ли это письмо или нет, те, кто из ребят получили письма, которых пишут, что и из Красноярского края выселяют и писем я от вас не получаю. Так что неизвестно на месте ли Вы или выслали.
Я живу пока по-старому, ничего хорошего не имею и не предвидится, и это длиться уже три года.
Ох, как мне это надоело преодолевать трудности. Ничего человеческого нет. Живешь себе как волк зимою.
Скоро настанет опять зима и тогда будет ещё хуже, и это будет вторая зима в этой несчастной Удмуртии, где бы я и дня не хотел бы жить.
Пишите, как обстоят у вас дела?
Что делает Папа, Пишет ли Эдуард, Федя и другие, и как они живут? Что делается с Фридой? Она, наверное, живет хуже всех, передавайте ей привет и Володе, он наверно уже большой. Где находится Андрюша?
На этом кончаю.
Всем привет. Саша.
подпись.
Предоставлено мне сыном автора писем, Шпедт Александром Александровичем (1957 – 2015).
Конверт отсутствует. (Оригиналы писем хранятся у внучки автора - Ирины Александровны Шпедт в г. Сарапул, Удмуртия).
-здесь он вместе с моей бабушкой , около передвижной электростанции,на которой он работал. В 1945 он уже работал в тресте столовых г. Ижевска, а в 1946 снова был осужден на год исправительных работ и направлен в Уву. 
