Б. Л. БРАЙНИН (Зепп Эстеррайхер)
/ 1905 – 1996 /
Борис Львович Брайнин (имя, данное при рождении — Leer Brainin) (основной лит. псевдоним Sepp Osterreicher) (писал также под псевдонимами Natalie Sinner, Berthold Brandt, Klara Peters; 10 августа 1905, Николаев — 11 марта 1996, Вена, Австрия) — австрийский поэт, переводчик поэзии на немецкий язык, полиглот (переводил с 15-ти языков) [1], антифашист. Переводчик «Евгения Онегина» на немецкий язык[2]. Архив Брайнина хранится главным образом в Венском литературном музее (см. de: Literaturhaus) и отчасти в Бременском университете (Германия).
Происходит из известной венской семьи Brainin (нем.). Родители: Leo Brainin и Rivitta (Riva Itta) Brainin (урожд. Трахтер, г. Николаев). Когда Б.Л.Брайнину было несколько месяцев, его мать вернулась с ним в Вену из Николаева, куда она ездила навещать своих родителей. Факт рождения на территории Российской империи способствовал впоследствии получению Б.Л.Брайниным советского гражданства.
Австрийский поэт, переводчик поэзии на немецкий язык, полиглот (переводил с 26 языков). Писал под пятью псевдонимами, наиболее известный из них – Зепп Эстеррайхер (Sepp ?sterreicher). Происходил из венской семьи Brainin, к которой принадлежат многие известные деятели искусства и науки. Родился на Украине в Николаеве, откуда была родом его мать. Когда Б.Л.Брайнину было несколько месяцев, семья окончательно переехала в Вену, где уже давно жили их родственники. Факт рождения на территории Российской империи способствовал впоследствии получению Б.Л.Брайниным советского гражданства. Это спасло ему жизнь, в отличие от его брата Вильгельма (Вилли), рождённого в Вене и также эмигрировавшего в СССР, откуда он был возвращён после присоединения Австрии к Германии и погиб в Майданеке. Б.Л.Брайнин окончил Венский университет, получил степень доктора филологии (германистика). Имел также математическое и географическое образование. Изучал психоанализ непосредственно у З.Фрейда. Член Коммунистической партии Австрии (c 1927), руководитель молодёжных агитбригад. Награждён знаком Почетного члена Коммунистической партии Австрии и медалью им. Копленига за заслуги в борьбе против фашизма. В 1934 г. вынужден был бежать из Вены после поражения Венского восстания, в котором он принимал участие на стороне Шутцбунда. Попав в СССР, преподавал в Педагогическом институте АССР немцев Поволжья (г. Энгельс). Среди его студентов были родители композитора А. Шнитке, с родными которого Брайнин затем поддерживал дружеские отношения в течение всей своей жизни. Был арестован НКВД 5 октября 1936 г. и приговорён к шести годам исправительно-трудовых лагерей. Находился в лагерях Северного Урала, а после лагерей также в трудармии в целом в течение десяти лет. Затем (с 1946 г.) отбывал ссылку в Нижнем Тагиле и в Томске с поражением в правах, преподавал в школах и ВУЗах. Реабилитирован в 1957 г. Переехал из Томска в Москву при содействии С.Я.Маршака и переводчика Льва Гинзбурга, которым он послал свои переводы русской поэзии и сатирическую поэму «Германия. Летняя сказка» как аллюзию на известную поэму Гейне. Работал литконсультантом в «Нойес лебен» («Neues Leben»), газете советских немцев при «Правде». Много сделал для становления, сохранения и развития литературы советских немцев. Член Союза писателей СССР (с 1959 г.). Репатриировался в Австрию в 1992 г. За пять лет до репатриации написал по-русски мемуары о пребывании в лагере и в трудармии («Воспоминания вридола», «вр.и.до.л.» – «временно исполняющий должность лошади»). В Вене перевёл свои мемуары на немецкий. В своё время к написанию мемуаров Брайнина подвигал А.Т.Твардовский, на что Брайнин, согласно воспоминаниям В.Я.Курбатова, отвечал Твардовскому: «Я ещё не устал ходить без конвоя».
Воспоминания вридола
«вр.и.до.л.» — «временно исполняющий должность лошади»).
......................Не помню, как я добрался до Корещихи. Это был сельскохозяйственный лагерь в стороне от узкоколейки. Кажется, я туда добрался пешком. Шла хорошая укатанная дорога через тайгу, где в канаве вдоль дороги летом росли сплошные белые грибы. Потом тайга сменилась сенокосными лугами, полями, и вдруг я увидел колхозный поселок и лагерь за частоколом. Не было ни вахты, ни охраны, ворота стояли открытыми. Я прибыл туда зимой, наверное, в январе 1943 года, затемно. Зашел в лагерь, когда женщины уже готовились ко сну. Никого из начальства не было. Дом начальника Никитина находился в стороне от лагеря, на дороге. Мое появление вызвало ажиотаж среди женщин. Они меня устроили на ночь в одном из бараков, постелили матрац на большом столе, а сами легли на свои койки. Усталый с дороги, я мгновенно заснул. А утром разыскал Никитина.
В Корещихе было около 120 женщин и девушек, все немки из разных мест, в основном из Поволжья, но и с Украины, из Ростова-на-Дону и др........................
....................................Среди трудармеек была 16-ти летняя Валя Мюллер, племянница бывшего наркома просвещения АССР НП Александра Вебера.
У меня с Вебером были особые счеты.
На республиканском совещании учителей я обвинил Вебера в очковтирательстве и процентомании. Будучи преподавателем истории и грамматики немецкого языка в немецком пединституте да в немецкой республике, я провел диктант по всем факультетам, который показал, что 90% студентов были малограмотными. За этот диктант Вебер меня ругал на этом совещании, и между нами произошла перепалка. После этого я опубликовал критическую статью в центральной газете «Нахрихтен», чем навлек на себя гнев Вебера.
После этого Вебер у меня заказал перевод географического атласа на немецкий язык. Я потребовал за эту работу (более 10.000 наименований) 1000 рублей. На эту сумму мы заключили договор. А я, как засел за работу, так выполнил ее за несколько дней и сдал ему перевод, отпечатанный на машинке.
Вебер был возмущен и отказался платить. Тогда я подал в суд на наркомпрос, и мне присудили все 1000 рублей, которые я получил через судебного исполнителя.
Вскоре Вебера постигло несчастье: умерла от внематочной беременности его молодая жена, студентка истфака Ида Гаус, веселая затейница, участница художественной самодеятельности.
Как вежливый человек, я направил Веберу письмо, в котором я ему выразил свое искреннее соболезнование.
А в тот же день у меня дома (я жил с Геди у Чернушенко, где мы снимали комнату) появился курьер из наркомпроса, который мне вернул мое соболезнование с резолюцией Вебера в левом верхнем углу:
«С возмущением и отвращением возвращаю ханжеское соболезнование врага! – Вебер».
А теперь я встретился с Валей Мюллер, племянницей Вебера, т.е. Иды Гаус. От нее я узнал, что Вебер отбывает десять лет по 58 статье в Норильске, где он работает возчиком. Я просил Валю, когда она будет писать дяде Саше, чтобы она мне разрешила добавить несколько строк.
Я написал ему: «Дорогой т. Вебер! До сих пор я не могу понять, за что вы меня так обидели зимою 1935/36 года. Ведь я действительно честно вам сочувствовал» и т.д..........................
......................Большая Косолманка находилась у железнодорожной станции Косолманка на ветке от Свердловска до Ивделя. Она состояла из лагеря трудармейцев по левую сторону железнодорожного пути (если ехать в Свердловск) и из больницы для заключенных и роддома заключенных женщин – по правую сторону пути.
Об этих двух объектах я скажу потом.
В лагере мне отвели комнату в одном из бараков. Прежде всего, я с нетерпеньем ждал встречи с Владимиром Федоровичем Далингером, бывшим начальником особого отдела НКВД Саратовской области, который здесь в лагере был секретарем парткома. Ведь трудармейцы хотя и находились под строгим режимом, считались не заключенными, а мобилизованными.
Далингер был главным следователем и руководил «следствием» по «делу» моему и моего брата. У меня с ним была одна единственная встреча в саратовском НКВД. Это было зимою 1936/37 года. Меня вызвали к нему на допрос. Когда я вошел в кабинет, передо мной сидел полный мужчина в форме офицера. Он меня спросил, почему я отказываюсь от расовой теории, ведь я в беседе со студентами называл секретаря парткома Чернушенко «крестьянской башкой» (Bauernsch?del).
– Да, – сказал я, – но, во-первых, это к расовой теории не имеет отношения, так как крестьяне не являются расой; во-вторых, на немецком языке в этом слове ничего обидного нет, скорее всего, это похвала. Я хочу напомнить, что в «Воспоминаниях о Ленине» Н.К.Крупская, сразу на первой странице, рассказывает, как она впервые увидела Ленина. Это было на какой-то сходке. Рядом с ней сидела, кажется, Клара Цеткин и спросила ее: «Ты видишь там эту крестьянскую башку? Это Ленин».
Здесь Далингер ударил кулаком по столу и крикнул: «Заткнись... твою мать!» – вызвал охранника и велел меня немедленно отправить обратно в тюрьму..............
.........................Его звали Карл Гефтер (Hefter). Это была его партийная кличка, настоящую фамилию я не знал. Он был политэмигрантом из Германии, коммунист. В Марксштадте он был секретарем парторганизации на заводе «Коммунист». В ту самую ночь, когда он к нам попал, к нему приехали на легковой машине двое штатских, просили извинения за беспокойство и сказали, что его вызывает начальник ОСО Далингер по важнейшему партийному делу. Его повезли в Саратов, где его принял Владимир Федорович Далингер с переводчиком. Далингер сказал ему, что Гефтер на заводе единственный честный человек, которому он верит. Он просит его дать подробную характеристику на целый ряд членов ВКП(б). В моей памяти остались директор завода Свиревич, юрист Монд, инженер Гандшу (Handschuh) и немецкий коммунист, член рейхстага, депутат от ГКП Саксонии Берг. Всего он дал самые лучшие характеристики человек на десять. Наконец, ему дали подписать протокол. Он был написан на русском языке, которого Гефтер не знал.
– Не сомневайтесь, – сказал Далингер. – Все написано дословно по вашим показаниям. Неужели вы нам не верите?
Гефтер подписал.
– А теперь, – сказал Далингер, – придется у нас переночевать. Уже поздно. Машина будет утром.
Так попал Гефтер ко мне в камеру. А на допрос его вызвал какой-то подчиненный Далингера, кажется, Гепнер. И тут оказалось, что Гефтер подписал, что он является главой троцкистской организации, членами которой являлись все, о которых его расспрашивал Далингер.
Его дальнейшая судьба мне неизвестна. Шли слухи, что его расстреляли. Мне это перестукивали в стену камеры. Его молодую жену арестовали в ту же ночь. Ее отправили в этап из энгельсской тюрьмы летом 1937 года. Она получила 5 лет как ЧСИР (член семьи изменника родины). Трехлетнюю дочь забрали в детдом.....................................
25.8.1987
На Косолманке жили жены расстрелянных коммунистов. Им вообще не были предъявлены какие-либо обвинения, кроме ЧСИР (члены семей изменников родины). На Верх-Лозьве, например, был 14-и летний сын Якира. Дочери Бубнова было 16 лет, когда она угодила в лагерь, где она проработала 17 лет, а вышла оттуда уже после смерти Сталина 33-х летним инвалидом. Я помню милейшую, красивую врача Чаевскую, которая, если я не ошибаюсь, курировала роддом, и еще две женщины, как она, отбывшие свои 5 лет, но оставленные при лагере «директивницами». Была такая «директива НКВД СССР и Прокурора СССР от 29.04.1942 года за № 185», согласно которой отбывшие свой срок осужденные по 58 статье закреплялись до конца войны за лагерем на работу по вольному найму. Их называли директивниками. Кажется, эти три женщины были из Ленинграда. Тогда ленинградцы еще очень отличались от москвичей своей выдержкой, особой культурой общения. Среди трудармейцев были тоже ленинградцы: Рафаэль (главный бухгалтер), Фильзингер (бухгалтер?) и Реппих (завхоз лагеря). Они дружили с этими ЧСИРами. Рафаэль умер от чахотки в 1945 году, от чего любившая его женщина чуть не покончила жизнь самоубийством.
Много лет спустя, в конце 60-х годов, я в очереди у мебельного магазина познакомился с мужчиной, который своей одеждой вызвал у меня ощущение, будто он недавно еще был в лагерях. Подозрение подтвердилось: он отбывал за растрату пять лет в Верхотурье. От него я узнал, что врач Чаевская все еще живет в Верхотурье (ей тогда уже было за 60 лет), она работает врачом и является всеобщей любимицей.....................
.................
Начальником этой колонны трудармейцев был Петр Адамович Гетц, молодой немец из Поволжья. Он ходил в военной форме без погон и носил на груди орден Красной Звезды, который он получил за то, что одним из первых, в июле 1941 года, сбил двух мессершмиттов. Это был военный летчик, курсант энгельсской школы авиаторов. После награждения его тут же отправили на Урал в трудармию и назначили начальником Малой Косолманки.
Мы с ним подружились с первых дней. Через 35 лет я его разыскал в городе Каменск-Уральске, где он сейчас живет на бульваре Парижской Коммуны, дом 4, квартира 24. Единственная тень между нами прошла, когда я был готов прощать Далингеру, а Петр Адамович решительно не был согласен с этим. В последнем письме (от 20 августа 1987 года) он пишет:
«Я с вами не согласен в том, что он Вас культурно-вежливо посадил на 10 лет, он, наверное, имел возможность Вас освободить. Какая разница, как эти 10 лет получить – с физическим применением или без него? Видимо он на Вас оформлял документы фальшиво.
Вообще он видел в каждом человеке только отрицательные стороны, поэтому он посадил несколько человек из числа трудармейцев, в том числе врача Гольчфохта».
Вот такой был начальник Малой Косолманки Гетц......................
http://magazines.russ.ru/kreschatik/2012/1/b34.html#01