Проза. Память жива.

Что и где почитать о немцах Поволжья: книги, средства массовой информации, библиотеки.
Наталия
Постоянный участник
Сообщения: 6193
Зарегистрирован: 07 янв 2011, 19:55
Благодарил (а): 8072 раза
Поблагодарили: 19787 раз

Проза. Память жива.

Сообщение Наталия »

...Вечного на Земле нет ничего. Всё проходит. Остаётся только ПАМЯТЬ. Память - самый бесценный дар богов, венец человеческого разума, связующая нить времён. Она беспристрастно ведёт по подземельям давно ушедших лет, сохраняя и воспроизводя в сознании людей канувшие в Лету события и явление. Уходят столетия, уходят люди, но память цепко держит деяния добрые и ещё крепче богопротивные поступки. Она не только хранит, но и учит...Н.А.Одинцов. "На таймырских перекрёстках".

В этой теме могут быть выставлены малые формы прозаических произведений, воскресающих память
о временах жизни представителей российских немцев. Это могут быть рассказы, отрывки из повестей и пр.

ЭЛЬЗА, ЭММА И ГЕНРИХ.
Рассказ о войне.

Ольга Мальцева-Арзиани

1939г. Подмосковье. Дачный посёлок Валентиновка.
- Ты моя рыжепушистокрасавица, Верочка!
Серёжа гладил её волосы, как в юности, когда он был неуклюжим мальчишкой, мечтающим стать хирургом, а она - приехавшей к родственникам в Сибирь москвичкой, чуть картавящей, смешливой девочкой, покорившей сердце сибиряка...
Их дочери, обе кудрявые, с рыжеватыми, в маму, волосами, уже спали.
А Сергей и Верочка сидели в саду на старой скамье под кустом белой махровой сирени и мечтали о будущем.
- Я буду любить тебя всегда, Серёженька.
- Мы никогда не будем расставаться, моя хорошая.
Ты мне очень нужна. Ты и дети.
Он нежно обнял Веру и стал целовать её волосы...

1941 год. Двадцать второе июня.
Когда Эльзу неожиданно на школьном дворе обозвали "Фашисткой", девушка от удивления просто не могла поверить, что Стася, её подруга Станислава, произнесла эти ужасные слова...
Утром мама разбудила их с маленькой Эммой своим страшным криком. Сквозь сон они никак не могли понять, что началась война. Мама кричала и кричала, а потом и из других комнат их коммуналки на Чистых Прудах послышались крики, стоны, плач детей, шум передвигаемой почему-то мебели, оказалось, люди отодвигали шкафы, закрывающие двери в кладовки, искали там вещмешки и чемоданы, лихорадочно собирали вещи, началось что-то невообразимое. Отец, доктор Сергей Владимирович Измайлов, был на дежурстве в больнице, и мама, Вера Ивановна, побежала туда, благо не так далеко было, всего пару остановок на трамвае "А", с любовью величаемом москвичам "Аннушкой". Детям мама наказала оставаться дома, но девочки, прождав час-другой, написали маме записку, что бегут ненадолго в школу, и, вбежав в школьный двор, остановились, увидев толпу старшеклассников.
И в этот момент Стася обозвала её фашисткой...
Эльзе было 5 лет, когда родилась сестрёнка. Мама сказала, что уж если старшую девочку назвали звучным именем Эльза в честь жены какого-то
интернационалиста, то и младшую надо называть "под стать" старшей.
Так и появилась в этой русской семье вторая девочка с необычным для Москвы именем - Эмма.
Впрочем, были уже и Кимы, и Электрификации, и Револючии, и Марлены, но Эльза и Эмма вообще не понимали, чем их имена отличаются от других имён.
Собственно, они даже гордились своими яркими именами. Две сестрички Измайловы, Эльза и Эмма. Что тут особенного?
Эльза закончила 9 класс, была уже взрослой семнадцатилетней девушкой. А вот Эмме было всего 12 лет. Эльзе хотелось стать врачом, а Эммочка любила читать и непременно хотела стать журналистом. Их мама работала машинисткой в газете, девочки часто прибегали в редакцию, вдыхали запахи "взрослой жизни", слушали рассказы о командировках, заданиях, о передовиках и передовицах, о стахановцах, трактористках и шахтёрах. Именно здесь, в редакции, и была настоящая жизнь.
Папа же дома рассказывал о чём-то неинтересном и обыденном. То кому-то операцию делал, то кого-то едва с того света вернул, то медсестра йод пролила. Эльза слушала отца и задумчиво улыбалась, а Эмма старалась поскорее уединиться с книгой или с газетой.
Эльза была бойкая и уверенная в себе. Отличница, правильная, принципиальная.
Эмма училась средне, но была доброй и общительной девочкой. Скромная и тихая, она ни с кем не ссорилась, никогда не выясняла отношения, и её в школе любили.
Когда случилось нечто ещё более страшное, чем война, и её сестру принародно назвали фашисткой, Эмма покрылась красными пятнами и остановилась, как вкопанная. И кто назвал так Эльзу? Та самая Стася, которая ещё вчера вместе с ними на кухне уплетала картошку с рыбой, принесённой соседкиным сыном Вадимом? И нахваливала стряпню девочек?
Эльза молчала, от обиды глаза её наполнились слезами, и она боялась, что эти самые слёзы предательски выльются из глаз...
И тогда Эмма, наша маленькая и робкая Эмма, произнесла громким шепотом, да так, что было слышно всем во дворе их старенькой школы, фразу, которая заставила всех задуматься и замолчать...
- Мы не фашисты. Мы на фронт уходим.
И, дёрнув Эльзу за рукав, заставила старшую сестру сдвинуться с места и идти за ней домой.
А дом уже был совсем другим, не тем, что был вчера, и даже не тем, что был, когда они шли в школу.
Трудно было понять, что с ним случилось , почему он стал не похожим на себя. И тут Эльза поняла, в чём дело: просто никто не выглядывает из окон и не поёт песен. ВОЙНА!!!

1941-1943 годы Письма с фронта.
Отец часто писал письма с фронта. Он, как никто другой, понимал, что жизнь в любой момент может оборваться. И ему хотелось оставить след в душе своих детей, а жене рассказать то, о чём не хватало времени говорить в мирное время. И неслись к ней признания в любви. И неожиданно это было, и трогательно, и страшно. Страшно, потому, что к этой любви прикоснуться было нельзя. И неизвестно было, вернётся ли муж с войны домой, встретятся ли они вновь. Она читала письма и перечитывала. А потом стала перепечатывать и складывать в стол, в заветную папку.
Госпиталь был совсем недалеко от линии фронта. И военврач в редкие минуты отдыха писал домой, мысленно разговаривал с женой и детьми.
Вскоре весь персонал, да и раненые тоже, стали называть его за спиной писателем.
А тем временем "писатель" неистово боролся за каждую доверенную ему жизнь.
И если кто-то всё-таки умирал, он заставлял себя написать семье погибшего. Ведь доктор знал, как ждут бойца дома, как верят в победу и ждут его возвращения.
Трудно было писать о смерти. Но он писал. И дарил жене надежду. Писал, что муж умер с её именем на губах. Так ли это было, это уже было неважно. Главное, что женщина читала эти строки и верила. И родным показывала, и сыну. И сын тоже шёл воевать, душить фашистов, защищать мать и родину. Или родину и мать.

Последние слова.
Санитарочка успела вытащить с поля боя уже четверых бойцов, когда ранили и её.
Хрупкую, маленькую девчушку вынес пожилой солдат, истекающий кровью, но не бросивший свою ношу. И вот теперь девочка металась в бреду и просила у кого-то прощения. Она повторяла и повторяла непонятные доктору слова. Ты не фашистка, прости. Ты не фа...и всё. И девочки не стало.
Доктор плакал. У него в Москве остались две дочери. И вот сейчас у него на руках умерла девочка, так похожая на подругу его дочери. Но не она. Та была упитанная и неуклюжая. А эта - тростиночка. Бледная, недожившая, недолюбившая.
Не стал он писать матери девочки. Не посмел. Ей написал тот истекающий кровью солдат. И не забыл упомянуть последние странные слова девушки про фашистку.
Цензор вычеркнул это слово. Но мать, положив лист на оконное стекло, смогла всё-таки разобрать это слово. Мать сразу всё поняла и поклялась найти после войны Эльзу и попросить прощение за дочь.
Тем временем Эльза и Эмма были в Сибири, у бабушки, матери отца. Эльза работала в медсанчасти, а Эмма прибегала помогать ей.
Она писала заметки о бойцах, попадавших в медсанчасть, и отправляла их маме в газету. Заметки эти попадали всё в ту же папку в столе машинистки, что и письма от её мужа. Сюда же попадали и письма от старшей дочери.

1942 год. Сибирь. Генрих.
Этнические немки, сёстры Ирма и Берта, чьи предки испокон веку проживали на территории СССР, попали в женский лагерь в Сибири сразу же после начала войны только за принадлежность к нации Гитлера. От других заключенных они узнали, что некоторые немки старались всеми правдами и неправдами забеременеть на зоне. Как им удавалось уломать конвоиров, история умалчивает. Но от этой связи рождались дети, и матерей с младенцами отпускали "на поселение".
Старшая из сестёр, Берта, решила, что Ирма должна попробовать спастись. Иначе обе они погибнут в лагере.
Ирме, младшей из сестёр, весёлой и красивой, с копной рыжих кудрявых волос, удалось осуществить мечту многих ни в чём не повинных женщин и забеременеть.
Берта была счастлива, что хотя бы Ирмочка останется жива. И мать, и отец у них умерли ещё до войны, Ирма работала учителем немецкого в школе, а Берта не смогла получить высшего образования и работала в той же школе библиотекарем. Директор школы ценил обеих сестёр Фурман и даже попытался замолвить за них слово, когда прямо в школу пришли их арестовывать. Повезло, что хотя бы его за вмешательство не арестовали...
Отцу её ребёнка удалось отправить Ирму с малышом на поселение. На этом дальнейшее его участие в их судьбе прекратилось. Но и этого было сверхдостаточно для того, чтобы старшая из сестёр, Берта, оставшаяся в лагере, чувтствовала себя счастливой. Она понимала, что вряд ли выживет. Но верила в то, что Ирма с маленьким Генрихом останутся живы и продолжат их род...


Архивные документы:
Из послужного списка "всесоюзного старосты" Михаила Калинина.
ГЕНОЦИД РОССИЙСКИХ НЕМЦЕВ
О переселении немцев, проживающих в районе Поволжья.
Судьба российских немцев.
Прологом этой трагедии послужил известный Указ Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1941 года "О переселении немцев, проживающих в районе Поволжья". За ним последовала целая серия такого же рода "актов", круто, с бесцеремонной и совершенно немотивированной жестокостью преломивших судьбу почти полуторамиллионного немецкого населения, проживавшего в течение без малого двух столетий в самых различных регионах страны от Прибалтики до Дальнего Востока, от Мурманска до Ашхабада...
В соответствии с упомянутым Указом ПВС СССР в сентябре 1941 года было ликвидировано "под корень" национальное административно-территориальное образование - АССР немцев Поволжья, где компактно проживало около четверти всей внутрисоветской немецкой общины. Десятки тысяч немецких семей в "самые сжатые сроки" (за считанные сутки) подверглись принудительному выселению в отдаленные и малообжитые районы Западной Сибири и Казахстана. Вскоре к ним "присоединились" соплеменники из других мест (Причерноморья, Кавказа, Украины и т.д.).
А далее начались повальные аресты.


Когда Ирму с завёрнутым в какую-то дерюжку ребёнком привезли на телеге в медсанчасть сердобольные соседи, она успела только произнести имя мальчика - Генрих, и умерла от воспаления лёгких. Мальчику было месяца три, но никаких документов при нём не оказалось. Эльза, памятуя, как из-за имени обидели её, от греха подальше сказала доктору, что мальчика зовут Геной. Так и записали, Геннадий. А фамилию дали Измайлов, как у Эльзы и Эммы. Мальчика отдали в детский дом. Жаль было отдавать. Такой хорошенький был мальчишечка! Но бабушка была совсем старенькой, Эмма училась в школе, а Эльза работала. Девочки записали все данные малыша и отправили маме в Москву, в редакцию. Они решили во что бы то ни стало найти мальчика после войны.
Перепечатав очередное письмо от девочек, Вера положила его в заметно потолстевшую папочку.


Слепота.

Мать погибшей Стаси, Тамара Ильинична, осталась совсем одна. Муж, пограничник, погиб ещё в первые дни войны. Жизнь потеряла свой смысл. Но она обязана была отыскать Эльзу и попросить у неё прощения за дочь. Эта мысль не давала ей покоя.
Разыскав Веру Ивановну, она ничего не сказала о том страшном дне начала войны, когда её Стася по недомыслию обидела подругу. Уже вечером девочка раскаялась, рассказала обо всём матери. Но Эльзу она больше не видела и отправилась на фронт. Девочки в детстве были очень дружны, и Вера Ивановна постаралась, как могла, утешить мать Стаси. Она посоветовала женщине молиться о душе дочери. И призналась, что молится и о муже, и о детях.
Вера Ивановна устроила маму Стаси нянечкой в тот госпиталь, где раньше работал её муж. Теперь уже Тамара была так загружена, что некогда было предаваться грустным мыслям. Она стала незаменимой. Тамарочку любили все. И она начала оттаивать душой. Горе было у всей страны, не только у неё. И всем вместе надо было делать всё для победы. И Тамара делала. Не спала ночами, ухаживала за тяжелоранеными, привязывалась душой к каждому, жила их жизнью, становилась им сестрой, матерью. Так жила вся страна. И Тамара научилась "жить дальше"...
Военврачу Измайлову удалось спасти жизнь майору - танкисту, получившему множество ожогов. А вот зрение восстановить не удалось. Как же хотелось доктору помочь герою-майору, но не мог он ничего сделать...Последней надеждой Измайлова был его друг, офтальмолог, который, по слухам, работал в госпитале где-то в Сибири...
Когда ослепший майор добрался с другими ранеными до Москвы, он уже не надеялся на то, что врачи смогут ему помочь. Но не отчаивался. Хотя и обидно было, что уже никогда не сможет вернуться в строй. Пусть майор и не представлял пока, что ждёт его впереди, но был уверен в том, что сумеет выстоять. Другим хуже. Он остался жить не для прозябания. Ну и что, что слепой. Слепота отступит. И дело найдётся. Надо жить...
Тамару попросили сопровождать слепого майора в Сибирь, в госпиталь.
Сколько было пересадок, бомбёжек, каким длинным был этот путь, эта дорога к...счастью, описать трудно. Три месяца пути...
В госпиталь входила удивительная пара - молодой, весь в шрамах от ожегов слепой майор и женщина, явно его жена. Постарше майора, попроще. Но так бережно вела его она, и такой радостью сияло её лицо, что ошибиться было невозможно. Да и он был уверен в надёжности своей спутницы. Две одинокие души обрели друг друга. Теперь они вместе будут бороться со слепотой. Да и какая уж тут слепота, если один из них всё видит и живёт жизнью другого?

1943 г. "Пропал без вести".
Верочка не могла поверить в то, что не увидит больше Сергея. Ей принесли не похоронку, и у неё оставалась надежда, что муж найдётся, что что-то случилось, что произошла путаница. У неё остались его письма. И его любовь. Такая огромная, что плачущее её сердце не вмещало уже эту любовь, она рвалась наружу, выплёскивалась, и Вера с надеждой заглядывала в глаза сослуживцев, повторяя им что не похоронка ей пришла, значит Серёжа жив! Обязательно жив...Сотрудники, пряча глаза, говорили, что тысячу раз такое случалось, что даже людям похоронки приходили, а человек оказывался жив.
Вера понимала умом, что люди просто ей сочувствуют, стараются поддержать и утешить. Но всё равно верила. Она не спешила вечерами домой, где никто не ждал, когда она войдёт с шумом и гамом в дом, как делала до войны, в совсем другой жизни, а открывала свою заветную папку и читала письма мужа и детей. Теперь ещё и от Тамары с Митей приходили письма. Они тоже уверяли её, что такой человек, как доктор Измайлов, не мог бесследно исчезнуть. Писала, конечно же, Тамарочка. Врачи так и не смогли помочь Мите. Но они были счастливы. Митя даже нашел работу. Преподавал. Тамара его сопровождала повсюду, была его глазами. Они часто гуляли по городу. Однажды они присели на лавочку в парке. Грелись на осеннем солнышке. Где-то поблизости послышались детские голоса. Какой-то малыш протянул руки к Мите, подошёл к их лавочке, обнял слепого за колени и прижался к нему. У Тамары слёзы навернулись на глаза. Дети были из детского дома, и, скорее всего, родители этого мальчика погибли на фронте.
Митя вздрогнул. Ощупал руками голову мальчишки, усадил его к себе на колени и стал тихонько раскачивать. Малыш затих, пригрелся, зажмурил глазки от удовольствия.
- Папа, папа, папа, - шептал малыш.
Митя гладил его по головке и плакал. Офицер, выдержавший все военные невзгоды, все операции и смирившийся со своей слепотой, никогда не роптавший и не унывавший, не выдержал испытание детской любовью. Он плакал. В парке повисла неожиданная тишина. Ангел спустился на колени солдата. И он это понял. Он уже знал, что делать дальше.
Шёл октябрь 1944 года, когда в далёкой Сибири в семье майора произошло радостное событие. У них с женой появился сын. Любимый, единственный. У Мити прибавилась ещё одна пара глаз.
Тамара, Митя и маленький Геночка часто писали Верочке в редакцию. А о пропавшем без вести докторе Измайлове так никто и ничего не знал.
Наступила весна 1945 года.


Эльза и Эмма.
Бабушка таяла на глазах. Хотя здесь, в Сибири, ни она, ни девочки не голодали, старушка становилась всё прозрачнее. Приближался конец войны, а вестей от сына бабушки, доктора Измайлова, её Серёженьки, не было.
Так и числился он среди "без вести пропавших".
Старенькая учительница выполнила свой долг перед детьми сына. Обе девочки выросли хорошими, очень добрыми, ответственными. Таким был и её сын. Был. Впервые она произнесла это страшное слово "был". Сердце жещины не выдержало.
Угасла, зачахла, не дождалась...
Похоронив бабушку и отметив сорок дней, девочки отправились домой, в Москву. 8 мая 1945 года на Ярославском вокзале их встречала постаревшая, поседевшая женщина, в которой они не сразу узнали свою задорную, жизнерадостную мамочку, папину рыжепушистокрасавицу...
Девочки уже были совсем взрослыми. Верочка обняла их и горько заплакала. Конечно же, от радости, что увидела дочерей. Или от горя?
Дома девочки вынули из мешка сибирские невиданные в голодной Москве гостинцы. Тут были сушеные грибы, брусника, черника, малина. Бабушкины прошлогодние заготовки...Так и не дождалась эта замечательная женщина своего сына. А как мечтала поехать в Москву, повидаться...
9 мая всей семьёй пошли они на Белорусский вокзал. Встречали прибывающие эшелоны, обнимались с совершенно незнакомыми людьми, радовались победе. Молодой лейтенант шагнул к Эльзе и неожиданно обнял её. Она впервые в жизни увидела этого человека, но сразу же поняла, что это - он. Что он вернулся. И даже не удивилась, когда узнала, что зовут его Серёжей. Как отца, доктора Сергея Владимировича Измайлова.


Германия, 1971 г.Долгие годы прошли с того дня , о котором фрау Берта всегда вспоминала с болью в сердце. Тогда началась война и их с сетрой арестовали.
О том, что Ирма умерла в Сибири, фрау Берта узнала в конце пятидесятых, перед отъездом в Германию. А вот следы маленького Генриха терялись. Ни в один детский дом в тот год мальчик с таким именем не поступал. Но Берта не сдавалась. Она так и не вышла замуж и свою жизнь посвятила поиску пропавшего племянника.


Москва, 1947 г.

- Ну почему мы должны назвать нашу девочку Стасей? Давай лучше назовём в честь твоей мамы Верочкой, или в честь моей мамы - Таисией, ну что за Стася ещё, ну брось ты это!
- Серёженька, моя подруга умирала со словами обо мне. Она меня обидела и в последние минуты жизни думала об этой обиде. Надо научиться прощать. Я давно её простила. Я ведь не ушла тогда на фронт. А она ушла. И погибла. Пойми ты меня...
Тамара Ильинична, узнав, что Эльза назвала свою дочь Стасей, была тронута до глубины души.
- Вот нашему Геночке будет невестой Ваша Стасенька, породнимся окончательно!
- Да пусть уж сами свою судьбу решают. Мы с Серёжей на Белорусском вокзале познакомились, а ведь шли мы туда с мамой и Эммой в День Победы просто цветы дарить тем, кому повезло с войны вернуться живыми. А нашла мужа. И очень счастлива.
Верочка так и не верила в смерть мужа, продолжала его ждать. Ведь не было похоронки. Значит, он жив! Ну и что, что уже два года после окончания войны прошло. Всякое бывает.
Война закончилась, Вера расцвела, похорошела. Когда гуляла с колясочкой, в которой лежала её гордость, маленькая Стасенька, по Чистым Прудам, многие даже думали, что это - её ребёнок, а не внучка, так молодо она выглядела.
К ней даже сватались. Двое. Нет, трое. Но она никого не могла даже сравнить со своим Сергеем, доктором Измайловым. Никто не обзовёт её нежно лягушкомартышкой рыжеволосой, никто не рассмеётся так радостно, когда ворвётся в редакцию, никто не подарит ветку белой махровой сирени, как тогда, в Валентиновке...Нет, ей был нужен только Серёжа...


Москва, 1970 г.

Эмма Сергеевна убедила своего главного редактора издать к 25-летию со Дня Победы старые письма и заметки из маминой папки. Ведь это были подлинные письма военных лет. "Письма со штампом "Война" стали просто сенсацией. Газету читали и перечитывали, главный редактор даже поздравил Эмму, назвав её очерк "лучшим произведением последних лет".
Очерк перепечатали и другие издания, в том числе и сибирские. "Письма любви" доктора Измайлова читали и у него на родине. Многие не могли сдержать слёз, читая письма военных лет. Никогда в нашей стране не забудут войну. Помнят её даже те, кто родился через 50 лет после Дня Победы. Война осталась в памяти народной...


Германия, 1971 год.

Лагерь шталаг-8Е (он же - 308) располагался в нижнесилезском городе Нойхаммер нацистской Германии. Именно сюда лежал путь прибывших из СССР родственников
доктора Измайлова, бывшего узника лагеря смерти.
Встречала их фрау Берта Фурман, разыскавшая благодаря заметке в газете не только своего племянника Генриха, да-да, именно Генриха, а не Геннадия, как было записано в его документах, приёмного сына Тамары и ослепшего на войне майора.
Помните, как малыш сам выбрал себе отца? Обо всём этом и прочитала Берта в газете, присланной ей из далёкого сибирского городка. Так она и нашла племянника. Но неунывающей учительнице русского языка этого было мало. Она перерыла вместе со своими учениками все доступные архивы, писала запросы, и узнала в конце концов, что доктор, автор "писем любви", погиб в шталаге 308.
Берта написала обо всем в редакцию, семья была ей очень благодарна. Теперь они точно знали, что случилось с их мужем, отцом и дедом. А это так важно, знать...



Москва 2009 год.

Генрих всё-таки женился именно на Стасе, дочери Эльзы. Так что семьи неимовернейшим образом породнились. Жили они в Германии, но все три семьи
постоянно встречались, переписывались. Пока позволяло здоровье, Берта ездила на могилу Ирмы в Сибири. Сколько раз порывалась Бета поцеловать руки Эмме за написанный репортаж, а Вере за сохранённые письма, история умалчивает.
Её любимый племянник Генрих так и остался в душе русским. Его родная мать, после которой даже фото не осталось, всё исчезло в военном пекле, была похоронена в России. Мать, воспитавшая его, была русской. Отец, майор Митя, тоже был русским. После его смерти Генрих забрал Тамару к себе в Германию, где она не позволяла внукам дома говорить по-немецки, чтобы они знали язык своих предков.
Эмма провела журналистское расследование и нашла в Австралии поляка, пана Ежи, узника шталага 308, спасенного там русским доктором. Ему отправили фото Сергея Измайлова и он сразу узнал своего спасителя. И написал, что последними словами доктора были слова любви к своей жене...
Так ли это было, или нет, но Верочка верила, нет, не просто верила, а была уверена, что это было именно так. И положила письмо от Ежи в свою заветную папку.
Можно ли забыть войну? Нет, надо всегда помнить. Не мстить. Но помнить.
9 мая 2009 года Генрих и все его близкие собрались в Москве.
Они разложили на столе все письма из той заветной папочки. Читали и плакали.
И говорили о войне, о докторе Измайлове, о первой Стасе, назвавшей когда-то Эльзу фашисткой, о даче в Подмосковье, где Верочка смотрела влюблёнными глазами на своего мужа, молодого доктора, и обещала всегда его любить. Она и любила его до последнего своего вздоха.
На её могиле дети посадили белую махровую сирень, такую же, как в довоенной Валентиновке, где нежно гладил доктор волосы своей Верочки и трогательно называл её рыжепушистокрасавицей...
Последний раз редактировалось Наталия 03 апр 2011, 12:33, всего редактировалось 1 раз.
Интересуют:
- Schmidt aus Susannental, Basel
- Oppermann(Obermann), Knippel aus Brockhausen, Sichelberg
- Sinner aus Schilling,Basel
- Ludwig aus Boregard
- Weinberg aus Bettinger
- Schadt aus Schilling
- Krümmel aus Kano,Basel,Zürich
- Hahn aus Glarus
Аватара пользователя
путешественник
Постоянный участник
Сообщения: 707
Зарегистрирован: 17 янв 2011, 06:05
Благодарил (а): 2885 раз
Поблагодарили: 1963 раза

Re: Проза. Память жива.

Сообщение путешественник »

Изображение
Аватара пользователя
путешественник
Постоянный участник
Сообщения: 707
Зарегистрирован: 17 янв 2011, 06:05
Благодарил (а): 2885 раз
Поблагодарили: 1963 раза

Re: Проза. Память жива.

Сообщение путешественник »

Изображение
Аватара пользователя
путешественник
Постоянный участник
Сообщения: 707
Зарегистрирован: 17 янв 2011, 06:05
Благодарил (а): 2885 раз
Поблагодарили: 1963 раза

Re: Проза. Память жива.

Сообщение путешественник »

Изображение
Аватара пользователя
путешественник
Постоянный участник
Сообщения: 707
Зарегистрирован: 17 янв 2011, 06:05
Благодарил (а): 2885 раз
Поблагодарили: 1963 раза

Re: Проза. Память жива.

Сообщение путешественник »

Изображение
golos
Постоянный участник
Сообщения: 1078
Зарегистрирован: 07 дек 2011, 18:03
Благодарил (а): 2397 раз
Поблагодарили: 2980 раз

Re: Проза. Память жива.

Сообщение golos »

Эдуард Кесслер

Интеграция

http://www.proza.ru/2013/12/15/158
Наталия
Постоянный участник
Сообщения: 6193
Зарегистрирован: 07 янв 2011, 19:55
Благодарил (а): 8072 раза
Поблагодарили: 19787 раз

Re: Проза. Память жива.

Сообщение Наталия »

Нашла в Интернете "Рассказы о русских немцах" Роберта Ритчер.
На сайте нашем, на его АВТОРСКОЙ СТРАНИЦЕ, они только обозначены.

Р о б е р т Р и т ч е р

Р а с с к а з ы
о р у с с к и х н е м ц а х

http://do.gendocs.ru/docs/index-133153.html?page=15
(Выставила только фрагмент. По ссылке можете прочитать больше).

«Андреас Дульзон тогда ещё не был профессором. Внешне он больше походил на крестьянина, чем на учёного. Но нам было уже известно, какое обилие знаний хранит его голова, и что многие учёные даже из Германии приезжают к нему консультироваться. Как заурядный сельский учитель, поднимался он на кафедру, сворачивал свою вечную самокрутку и начинал очередную лекцию. Не будучи в принципе умелым лектором, он увлекал нас своей огромной научной эрудицией».

О внешности Дульзона того времени я смог сложить и некоторое собственное представление. В архиве моей покойной матери нашлась фотография 1933-го года одного из курсов филологического факультета Немпединститута. На ней среди преподавателей есть и Дульзон: крупный удлинённый череп, высокий лоб, грубоватые черты лица.

В 1930-ом году был арестован профессор Дингес. Так получилось, что Дульзону

пришлось стать его преемником и на кафедре в Немпединституте, и на посту руководителя Центра исследования немецких диалектов в Покровске (в 1931-ом году он стал Энгельсом). Во главе кафедры и центра он стоял до 1934-го года. Только в том же 1934-ом году он получил первую учёную степень – кандидата филологических наук. Название его диссертации звучало так: «Проблемы языкового смешения на материале диалектов немецкого Поволжья».

В том же 1934-ом году Дульзон был арестован органами НКВД. Традиционное для советской охранки обвинение в контрреволюционной деятельности ни о чём не говорит

(а ныне, когда дела НКВД переданы в региональные центры новейшей истории, кто будет доискиваться до истины? Некому: прошло семьдесят лет). Неожиданно в 1935-ом году он был из тюрьмы освобождён, но на работе восстановлен не был. Лишь летом 1936-го года был он принят преподавателем со званием доцента в Саратовский педагогический институт.

Думать о продолжении своих научных исследований, а тем более на публикацию их в печати, было бы наивно, и он это отлично понимал. С одной стороны, сам оказался под подозрением, а с другой, в стране вообще изменился взгляд на проблемы германистики.

После прихода к власти Адольфа Гитлера отношение к Германии в СССР становилось всё более и более враждебным, и не без оснований. Какая уж тут германистика? Дульзон переключился на другие проблемы: основой его деятельности стало преподавание. Он


* Рабфак – рабочий факультет – специальные курсы при институте или университете для подготовки к поступлению в них выходцев из рабочей среды.


читал лекции, писал учебники и методические пособия. И лишь вечерами и ночами в

надежде на лучшие времена шла научная работа «в стол»: обрабатывались старые материалы, рукопись ложилась на рукопись.

В 1940-ом году Дульзон получил, наконец, возможность защитить докторскую диссертацию. Тема её была найдена автором давно – «Говор села Пройс». Ещё в студенческие годы затрагивал он её в нескольких своих статьях: «К истории села Пройс» (1925-ый год), «К этнографии села Пройс» (1926-ой год), «Свадьба и рождение в селе Пройс» (1929-ый год). В том же 1940-ом году стал Дульзон и профессором.

И вот началась война - всем планам и надеждам пришёл конец. Как и все немцы, в сентябре 1941-го года Дульзон был отправлен в Сибирь. Попал он в Томскую область.

Надо отдать должное гражданскому мужеству руководителей Томского педагогического института, которые взяли опального доктора наук на доцентскую должность, а в январе 1942-го года получил Дульзон и профессорство, и заведование кафедрой немецкого языка.

О продолжении прежних работ нечего было и думать. И картотеки не стало, и самого объекта исследований – общины поволжских немцев – тоже. Но Дульзон-учёный не опустил рук. Он начал изучать языки коренного населения Сибири: селькупов, чулымцев, кетов. Тем, видимо, и отличается творческий ум от ума рядового: он смело начинает совершенно новое дело, отдаётся ему без остатка, образно говоря, вгрызается в него и добивается успеха.

Но опять пришлось сделать перерыв. В 1943-ем году по требованию надзорных органов ссыльный немец-профессор был отправлен на одну из шахт просевщиком угля. И опять руководство института вступилось за него, сумело доказать, что на шахте профессор принесёт гораздо меньше пользы, чем преподавая в институте. И опять кто-то внял доводам разума, и он был возвращён в институт. Больше его не трогали.

А.П.Дульзон был организатором 1-ой историко-археологической в Сибири; за 2 года (1944-46 ) им было раскопано почти 20 курганов с 60-тью погребениями, что дало мощный импульс к научному изучению прошлого Сибири. Всего же под его руководством было проведено свыше 80-ти лингвистико-этнографических и археологических экспедиций.

Уже в конце 40-ых годов Дульзоном были подготовлены к печати селькупский и чулымский словари. Это были значительные труды: селькупский словарь, например, содержит 90 тысяч слов и речевых оборотов.

После этого научная работа Дульзона оказалась надолго связанной с кетским языком. Вряд ли найдётся так уж много людей, которые знали бы, кто такие кеты, но ещё меньше тех, кто имеет представление о их языке.

Кеты – это маленькая, около одной тысячи человек, народность, живущая в низовьях Енисея и на его притоках Сым, Елогей, Курейка и Подкаменная Тунгуска. Внешним своим обликом кеты резко отличны от всех своих соседей. Якуты, эвенки, селькупы – это всё типичные представители монголоидной расы. А кеты сочетают в своём облике европеоидов (у них нередки голубые глаза и светлые волосы) и американских индейцев (орлиный нос, особый разрез глаз). Язык же кетов не обнаруживает вообще ничего общего ни с языками соседних народов, ни с какими-либо другими языками народов мира. Язык этот настолько своеобразен, что многие лингвисты, пытавшиеся постигнуть его глубины, отступили в бессилии.

А вот Дульзону улыбнулась удача. Он нашёл, что по структуре кетский язык не лишён сходства с языками некоторых горских народов: пиренейских басков, гиндукушских вершиков и буришей. Занявшись ещё и топонимикой Сибири, Дульзон нашёл объяснение зачастую непонятных названий многих рек, гор и озёр именно в языке кетов.

В 1968-ом году Дульзон опубликовал свой капитальный труд «Кетские языки», за который в 1971-ом году ему была присуждена Государственная премия СССР в области науки.

Председатель многих комиссий, участник, а зачастую и организатор многочисленных симпозиумов, конференций и ассамблей, маститый учёный мирового уровня, Дульзон до конца дней своих оставался в чём-то похожим на трудолюбивого крестьянина и внешне, и по своей сути. Знакомый с ним Вальдемар Эккерт писал:

«Несмотря на то, что его исследования принесли ему мировую известность, оставался Андрей Петрович скромным, дружелюбным, гостеприимным человеком. В экспедициях он не играл роли этакого важного господина, который, засунув руки в карманы, осуществляет общее руководство, а вместе со всеми своими коллегами выносил все тяготы на равных».

Научный кругозор Дульзона -учёного был необычайно широк, работоспособность и продуктивность его деятельности – поразительны. До войны им были написаны десятки работ по языку и быту поволжских немцев; кроме этого – труды по литературному немецкому языку (фонетике, орфографии, стилистике, истории). К сожалению, большинство из них опубликованы не были. Ещё не следует забывать, что всегда был преподавателем в вузе, где учебный процесс требовал и времени, и огромной отдачи сил; но он находил их ещё и на развитие педагогической науки, писал учебники и методические пособия.

Тот же Эккерт вспоминает, что когда в начале 60-ых годов в беседе с Дульзоном он спросил, а сколько, собственно, у него научных трудов, то профессор сначала уклонялся от разговора на эту тему, но позже, и то под нажимом, прояснил ситуацию. Оказалось вот что: 135 опубликованных научных монографий и статей, 50 работ в виде машинописных рукописей, подготовленных к изданию, 17 учебников, 36 обширных рецензии на диссертации. Это было ещё до опубликования главного труда – о кетах. С1944-го года Дульзон руководил аспирантурой (немецкая и английская филология), под его руководством защищено 45 кандидатских диссертаций.

И ещё: профессор Дульзон знал 40 языков, живых и мёртвых.

Умер Андрей Петрович Дульзон в январе 1973-го года и похоронен в городе Томске.

* * *

Приступая к третьей части этого очерка, к третьему имени, следует сказать следующее. Если сведения о Дингесе и Дульзоне, которые встретились мне в различных источниках, в какой-то мере дополняли друг друга, позволяли создать более или менее развёрнутый образ, то о Рау встретилась мне единственная стоящая публикация – перепечатка статьи Маттиаса Хагина из альманаха «Heimatbuch 1977-81», издаваемом землячеством российских немцев в Германии. Всё остальное, что попадалось, лишь повторяло, но не дополняло М.Хагина. Я посчитал возможным ограничиться дословным переводом статьи на русский язык и сделать к нему лишь небольшое дополнение.

«Пауль Рау был родом из степной деревни Альт-Веймар, расположенной на реке Торгун на юге немецкого Поволжья. Рау родился в 1897-ом году. Отец его Давид Рау был учителем. Вскоре выяснилось, что сын многосторонне одарён. В пять лет он уже хорошо читал, а в двенадцать – поступил в Центральную школу в Гримме. Там он начал рисовать. Ему оказалось под силу написать масляными красками группу римских воинов в полном снаряжении. Наряду с этим он писал стихотворения и рассказы, которые позднее опубликовал. С блеском окончив школу, он получил место учителя в своей родной деревне. Во время 1-ой мировой войны он не служил в действующей армии, а был отправлен в строительный отряд на турецком фронте*. После революции он вернулся домой и стал учителем в соседнем селе Ной-Галка.

На конгрессе учителей в сентябре 1920-го года П.Рау встретился с Андреасом

* Хагин ошибается: строительными, или рабочими, отрядами в царской армии называли сапёрные части. Говорить при этом, что Рау не служил в действующей армии, находясь на воюющем турецком фронте, несправедливо.

Дульзоном. Они решили основать общество по исследованию «древностей родного края»…

В 27 лет Пауль возобновил учёбу, поступив в Саратовский университет. Там в то время преподавали двое учёных, которые проявили величайший интерес к раскопкам Рау.

Это были профессора Георг Дингес и Павел Рыков, один – лингвист, другой – археолог. Рыков, как и Рау, придерживался мнения, что на средней Волге можно найти следы сарматской культуры. Это, правда, не совпало с мнением других археологов, но рау установил, что захоронения характерны именно для сарматов.

В 1925-ом году вышел отредактированный Дингесом сборник статей по краеведению. В нём Рау опубликовал свою первую работу «Древние находки в окрестностях Зельмана». В конце концов он оставил учёбу в университете. Нужно было кормить семью. Но ему повезло – в это время в Покровске открылся Музей немцев Поволжья, директором которого стал профессор Дингес, который возложил на Рау руководство археологическим отделом.

На молодого учёного обратили внимание. Летом 1925-го года по поручению московского Главного научного управления он обследовал ещё большую территорию и раскопал более двух дюжин древних захоронений, 14 из которых, по его мнению, относились к периоду Римской империи.

Летом 1926-го года он возобновил раскопки в родном селе, однако вскоре прервал их, так как при строительстве моста на луговой стороне были сделаны находки, представляющие безусловный интерес для науки. Пауль Рау опубликовал выводы, сделанные в результате раскопок, в двух книгах: «Доисторические захоронения луговой стороны немецкого Поволжья» и «Могильники поволжской степи».

В книге «Захоронения раннего железного века в Нижнем Поволжье», которая вышла в 1929-ом году, П.Рау обобщил результаты своих экспедиций. Это была важнейшая его печатная работа. Добавим, что проиллюстрировал он свои книги сам.

В 1927-ом году он был одним из трёх известных советских археологов, получивших приглашение на международный археологический конгресс, состоявшийся в Дрездене. Но П.Рау не смог (читай – не разрешили) поехать туда. За его книги на немецком языке Берлинский университет удостоил его звания доктора археологии без защиты диссертации. Но и на чествовании Паулю Рау побывать не разрешили, опять не позволили поехать за границу, хоть и стал он известным учёным, директором Центрального музея немцев Поволжья в Покровске и доцентом Немецкого пединститута.

Пауль Рау отлично рисовал, к тому же писал стихи, его поэтический псевдоним – Рейнгольд Пауль.

Матиас Хагин».

* * *

После «разоблачения буржуазно-националистической группы» в Немецком пединституте Пауля Рау, объявленного одним из её руководителей, неоднократно вызывали на допросы в Саратовское управление ОГПУ, и он каждый раз отправлялся туда с узелком, готовый к посадке (ведь Дингеса и Сынопалова арестовали), но его отпускали до следующего раза. Когда на очередной вызов на допрос он не явился, чекисты поехали за ним домой, но дома его не было; они поехали в Покровск, в музей, и там нашли его повесившимся среди экспонатов.

От роду ему было 33 года.

* * *

Странные происходят иногда вещи. В 1932-ом году двумя изданиями – в Берлине и Мюнхене – был выпущен сборник под названием «Wolgadeutsche Volkslieder, mit Bilder und Weisen». Это были слова и музыка 50 песен, собранных Дингесом и проиллюстрированные Паулем Рау.

Оба они уже были в это время в СССР вне закона, оба – мертвы.

А.П.Дульзону по сравнению с ними, можно сказать, повезло.


Два поэта


Общественная Академия наук российских немцев (!) взялась за издание капитального труда – трёхтомной энциклопедии «Немцы России». Два тома вышли, третий грядёт. По обилию статей о генералах она здорово смахивает на издание германского генштаба. О людях попроще она сообщает значительно скромнее. Не нашёл я, например, даже маленькой статейки о поэте Александре Вюртце, хотя, с моей точки зрения, он её заслуживает.

Александр Вюртц родился в 1884-ом году в колонии Бальцер в семье торговца, выходца из соседнего Денгофа.

С детства проявлявший недурные способности, он отлично учился в школе, потом с отличием окончил Центральное училище в Гримме, Саратовскую гимназию №1 и поступил в Московский университет на историко-филологический факультет. Окончив его, он работал журналистом, редактором газеты. После октябрьского переворота 1917-го года он немало лет проработал учителем в школе, потом преподавателем в институте.

Последняя его должность – декан факультета иностранных языков в Свердловском педагогическом институте. Здесь в 1941-ом году, незадолго до начала войны, Вюртц был арестован, осуждён по 58-ой статье и отправлен в Мариинский лагерь, где в 1943-ем году он умер (точнее сказать – погиб).

Александр Вюртц был немецкоязычным поэтом, печатался под псевдонимом Alexander Wolgaer (Александр Волгарь). Его стихи печатались в различных изданиях Республики немцев Поволжья, в московской «Deutsche Zentralzeitung».

Он довольно часто навещал родные края, и после каждой такой поездки рождались стихи: «Meide Schulden» («Избегай долгов») – в 1924-ом году, «Der Regen» («Дождь») – в 1928-ом, «Die Sonne siegt doch» («Солнце победит») – в 1929-ом, «Liebe Kinderheit» («Милое детство») – в1934-ом. Приезжал он и в страшном 1933-ем году, когда в Бальцерском кантоне вымерла чуть ли не половина населения. Потрясённый Вюртц написал стихотворение «Der Hunger» («Голод») и точно обозначил время и место: 17-го июня 1933-го года, село Денгоф.

Дважды в Поволжье его за что-то арестовывали: в апреле 1929-го года – в Бальцере, в 1932-ом году – в Саратове; оба эти случая породили стихи «Aus dem Gefaengnis» («Из тюрьмы») и «Verhaftung» («Арест»).

Когда я прочитал о его аресте в Бальцере, мне стало как-то не по себе: ведь начальником кантонной милиции тогда был мой отец. За что могли арестовать, теперь, конечно, не узнаешь; пытаясь сделать это, я вчитывался в текст стихотворения «Aus dem Gefaengnis», но ничего, кроме факта помещения в тюрьму и эмоционального состояния автора, почерпнуть из него не мог. А, может быть, это и вообще не милиция сделала, а Тиде, тогдашний кантонный уполномоченный ОГПУ? Может быть, это он заподозрил в хорошо одетом, явно не здешнего вида Вюртце какого-нибудь агитатора против начавшейся уже коллективизации крестьян? Не исключено.

В тот приезд Вюртца на родину 1-го апреля разразилась сильная метель, Вюртц был в это время у родственников в Денгофе, всё видел воочию и написал по этому поводу небольшое стихотворение. Думаю, что больше для родни, чем для печати, то самое «Die Sonne siegt doch»

Zum 1. April 1929


Es ruttelt an Laden und Fenster

Der grimmige tasende Sturm,

Als seien es Hollengespenster

Im naechtlich veroedeten Turm.

Es wirbelt den Schne’ wie besessen,

Baut auf ihn zu schanzen gar hoch,

Als habe das Wort er vergessen:

Die Sonne wird siegen bald doch!


Es waget sich niemand ins Freie:

Man sieht vor sich kaum zwei-drei Schritt;

Wagt einer es dennoch - schon Reue

Empfindet er beim ersten Schritt:

«Herjammer, ich bin ja verloren

Wie komme zurueck ich danoch?

Noch nie wass so, seit ich geboren»!

Und wenn auch – die Sonne siegt doch!


Я попытался перевести стихотворение на русский язык, хотя после пушкинского

«Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя…» и так далее, слова приходили на язык с трудом; но всё-таки, как мог, я довёл дело до конца. Вот что из этого получилось:


Под ставнями стёкла забило,

Чердак привиденьями полн,

На улицах нагромоздило

Сугробов, трамплинов и волн.

А вьюга всё яростней воет

И вётлам ломает хребет.

Но верю: она не закроет

Навеки от нас солнца свет!


Никто добровольно не сможет

Решиться на гибельный путь.

Рискнёт – так заноет: «О Боже!

Зачем ты позволил рискнуть!?

Такого не видел я сроду:

Всё воет, ревёт и гудит!»

Но нет – не навек непогода

И солнце опять победит!

О смерти Александра Вюртца поведал отбывавший с ним срок в Мариинском лагере Гюнтер Тюрк, тоже учитель и поэт, человек нелёгкой судьбы. Не знаю, удостоится ли он статьи в 3-ем томе энциклопедии «Немцы России».

Гюнтер Густавович Тюрк родился 1-го января 1911-года в семье московского врача, впоследствии репрессированного и погибшего в Соловецких лагерях. Окончил среднюю трудовую школу-девятилетку (с электротехническим уклоном). Его старший брат, выпускник Московского университета, ударился в толстовство и увлёк за собой Гюнтера.

Он тоже стал членом толстовского Вегетарианского общества.

Советская власть к толстовцам относилась с подозрением и даже с неприязнью, старалась их где можно ущемить, и только имя покойного классика какое-то время спасало их от разгона. Но недолго. В 1931-ом году подмосковной толстовской коммуне «Жизнь и труд», членами которой были братья Тюрки, было предложено или прекратить деятельность, или переехать в Сибирь, под Новокузнецк. Там им обещали выделить участок земли. Они предпочли последнее.

Здесь Гюнтер Тюрк сначала занимался чисто крестьянским трудом, потом стал учителем в школе. В 1936-ом году против членов коммуны начались репрессии, многих арестовали, в том числе и его. С 1937-го по 1940-ой год он просидел в Кузнецкой тюрьме, а затем был отправлен в Мариинский лагерь, где провёл 8 лет. После освобождения из лагеря Г. Тюрка как немца по национальности отправили отбывать ссылку в город Бийск Алтайского края. Здоровье его было подорвано, и в марте 1950-го года, не дожив и до сорока лет, он скончался.

Стихи он сочинял и до ареста, и в тюрьме, и в лагере, и в ссылке, но опубликованы были лишь два из них – в сборнике «Воспоминания крестьян-толстовцев». Только в Кузнецкой тюрьме он сочинил около ста стихотворений; они сохранились лишь благодаря его друзьям-сокамерникам Д. Моргачёву и Д. Пащенко, которые заучили их наизусть и впоследствии записали.


Жизнь разбита. Раны застарели,

Затянулись тусклой синевой.

Только вздрогну от весенней трели

И опять лежу, как неживой.


Только всё ещё надеюсь (где я

Наслыхался всякой ерунды?)

Повстречать такого чародея,

Что мне даст попить живой воды.


Вспыхнут щёки молодо и гневно,

Позабудет сердце про тюрьму.

И очнётся спящая царевна,

Запоёт в высоком терему.


Запоёт так нежно и так внятно,

Как в давно забытые года.

Заиграют солнечные пятна,

Зажурчит подснежная вода.


Вырастут невидимые крылья,

И тогда взлечу я наяву,

И открою всем, что прежде скрыл я,

И себя Поэтом назову.

Как вы растравляете, моменты

Грёз, от пробужденья до гудка.

Но за дело. Ждут нас инструменты

Творчества – лопата и кирка.

* * *


За решёткой окна, за высоким забором,

Над невзрачными пятнами сереньких крыш –

Бесконечный простор перед жаждущим взором

И в тоске необъятной вечерняя тишь.


Отвернусь, отойду и, в страдании сгорбив

Плечи, не зарыдаю, и вновь отойду.

И паду на лицо в помрачительной скорби.

Так Учитель скорбел в Гефсиманском саду.


Мир! Прощай навсегда. Ухожу без возврата.

Надышаться б взахлёб этой жизни земной!

Насмотреться б на это сиянье заката!

Что ж так рано, Отец, посылаешь за мной?


Что же Ты отдаёшь меня на поруганье,

На глумленье привратникам небытия?

Пронеси эту чашу! Я без содроганья

Не могу её видеть!
Интересуют:
- Schmidt aus Susannental, Basel
- Oppermann(Obermann), Knippel aus Brockhausen, Sichelberg
- Sinner aus Schilling,Basel
- Ludwig aus Boregard
- Weinberg aus Bettinger
- Schadt aus Schilling
- Krümmel aus Kano,Basel,Zürich
- Hahn aus Glarus
golos
Постоянный участник
Сообщения: 1078
Зарегистрирован: 07 дек 2011, 18:03
Благодарил (а): 2397 раз
Поблагодарили: 2980 раз

Re: Проза. Память жива.

Сообщение golos »

Память - мой злой властелин. Фрагменты автобиограф

Нелли Мельникова

http://www.proza.ru/2012/08/19/950
golos
Постоянный участник
Сообщения: 1078
Зарегистрирован: 07 дек 2011, 18:03
Благодарил (а): 2397 раз
Поблагодарили: 2980 раз

Re: Проза. Память жива.

Сообщение golos »

А.Ф.МЕРКЕР. ПРОШЛОЕ ИЗДАЛЕКА!

...К середине 19 века в колонии Hockerberg (Гоккерберг) жило несколько семей Меркер. Еще больше их жило в других колониях Саратовской губернии. В связи с быстрым ростом численности населения из материнских колоний постоянно выделялись молодые семьи для основания дочерних колоний там, где еще были свободные земли. Из-за малоземелья в колонии Гоккерберг мой прадедушка (Андрей Георгиевич Меркер (Heinrich Georg Merker) и его жена Katharina Imger (Екатерина Имгер - моя прабабушка) в 1849 году вместе с другими колонистами из нескольких колоний образовали колонок Зихельберг (Sichelberg, Зигельберг), который в 1850 г. имел уже 33 двора, в которых проживало 227 жителей (153 – мужского пола и 112 – женского). В этом селе родился мой дед Андрей Андреевич Меркер (1853 г.) и мой отец Федор Андреевич Меркер (1900 г.).

Родители моего отца:
Отец –Heinrich Merker (Андр. Андр. Меркер) -1853-1933 г.
Мать – Anna Schwarz (Анна Карловна Меркер) – 1860-1921г.
Их дети: Heinrich, Karl, Fridrich (мой отец), David, Alexander

Родители моей мамы:
О. – Johann Renje (Иван Готлибович Ренье) -1865-1915 г.
М.-Amalia Schmidt (Амалия Филипповн. Ренье) –1865-1934г.
Дети: Johann, Heinrich, Doroteja, Peter, Elisabeth (моя мама).

Как видно, девичья фамилия моей матери имеет французское происхождение. Почему некоторые «чистокровные» немцы имеют фамилии с французскими корнями? Это объясняется следующим обстоятельством. После Варфоломеевской ночи (1572 г.), когда католики в Париже устроили массовую резню гугенотов, часть последних в надежде спастись перебралась в соседнюю Германию, обосновавшись преимущественно там, где можно было заняться земледелием. Немцы с французскими фамилиями - потомки этих людей...
http://rasfokus.ru/blogs/blog-vladimira-nazarova/a-f-merker-proshloe-izdaleka.html
Марьяновка
Постоянный участник
Сообщения: 671
Зарегистрирован: 07 янв 2011, 11:11
Благодарил (а): 232 раза
Поблагодарили: 2828 раз

Re: Проза. Память жива.

Сообщение Марьяновка »

golos писал(а):Немцы с французскими фамилиями - потомки этих людей...
К поволжским немцам это утверждение, вряд ли, относится. Все колонисты с французскими фамилиями были
католиками.
Аватара пользователя
alba
Постоянный участник
Сообщения: 517
Зарегистрирован: 07 янв 2011, 19:14
Благодарил (а): 10937 раз
Поблагодарили: 1487 раз

Re: Проза. Память жива.

Сообщение alba »

Марьяновка писал(а):Все колонисты с французскими фамилиями были
католиками.
Мои предки были как раз таки гугенотами, т.е. французскими протестантами
Марьяновка
Постоянный участник
Сообщения: 671
Зарегистрирован: 07 янв 2011, 11:11
Благодарил (а): 232 раза
Поблагодарили: 2828 раз

Re: Проза. Память жива.

Сообщение Марьяновка »

Как фамилия Ваших предков? Ренье, о которых речь в статье были католиками, также как и Барбие, Латиган и т.д.
Аватара пользователя
alba
Постоянный участник
Сообщения: 517
Зарегистрирован: 07 янв 2011, 19:14
Благодарил (а): 10937 раз
Поблагодарили: 1487 раз

Re: Проза. Память жива.

Сообщение alba »

Марьяновка писал(а):Как фамилия Ваших предков?
Первоселенец в Германии был Philipp Balthasar de Beaumont( прослеживается в 1653 г.), ну а на протяжении веков фамилия несколько раз обнемечивалась и изменялась на варианты: Baumong, Baumunk, Baumung
Аватара пользователя
vikmai
Постоянный участник
Сообщения: 550
Зарегистрирован: 09 янв 2011, 19:17
Благодарил (а): 378 раз
Поблагодарили: 2417 раз

Re: Проза. Память жива.

Сообщение vikmai »

Марьяновка писал(а):
golos писал(а):Немцы с французскими фамилиями - потомки этих людей...
К поволжским немцам это утверждение, вряд ли, относится. Все колонисты с французскими фамилиями были
католиками.
В колонии Дрейшпиц то же было много колонистов с французскими фамилиями: Галлиарт, Диль, Дик, Шира, Шрейк. Все они были "лютеранами". Насколько мне известно, в конце 17 и начала 18 века эти французские семьи протестантов-гугенотов, преследуемые католиками, покинули Францию и переселились в Германию.
Марьяновка
Постоянный участник
Сообщения: 671
Зарегистрирован: 07 янв 2011, 11:11
Благодарил (а): 232 раза
Поблагодарили: 2828 раз

Re: Проза. Память жива.

Сообщение Марьяновка »

vikmai писал(а):В колонии Дрейшпиц то же было много колонистов с французскими фамилиями: Галлиарт, Диль, Дик, Шира, Шрейк. Все они были "лютеранами". Насколько мне известно, в конце 17 и начала 18 века эти французские семьи протестантов-гугенотов, преследуемые католиками, покинули Францию и переселились в Германию.
Вы палку то не перегибайте. :(
Diel – auf den Rufname Thilo, bei dem es sich i. A. um eine Koseform von Dietrich handelt, zurückgehende Familiennamen.
Dick – Übernamen zu mhd., mnd. Dicke>dicht, dick für einen dicken Menschen.

Действительно, в конце семнадцатого века около 200-250 тысяч гугенотов рассеялись по всей Европе. Но основные пункты в Германии, где они компактно селились, если мне не изменяет память, были Кассель, Берлин, Бранденбург. В Гессене, графы Изенбургские выделили им специально участок, где они могли строиться - это теперешний город Ной-Изенбург. Из Ной-Изенбурга по
первопоселенцам было всего две семьи. Из Касселя побольше, но однозначно утверждать, что все они гугеноты, даже если у них на французский лад звучащие фамилии, я бы не стал. При той грамотности писарей, которая существовала во времена заселения Поволжья, могли исковеркать любую фамилию. Другое дело, если у Вас есть железное доказательство, в виде справок из архивов,
или копии церковных книг.
Наталия
Постоянный участник
Сообщения: 6193
Зарегистрирован: 07 янв 2011, 19:55
Благодарил (а): 8072 раза
Поблагодарили: 19787 раз

Re: Проза. Память жива.

Сообщение Наталия »

Друзья мои! За отклонение от темы с вас небольшой штрафик: КАЖДОМУ НАПИСАТЬ В ПРОЗЕ ПО ВОСПОМИНАНИЮ. А можно по рассказу или очерку. :-D :-D :-D Ждём!!!
Интересуют:
- Schmidt aus Susannental, Basel
- Oppermann(Obermann), Knippel aus Brockhausen, Sichelberg
- Sinner aus Schilling,Basel
- Ludwig aus Boregard
- Weinberg aus Bettinger
- Schadt aus Schilling
- Krümmel aus Kano,Basel,Zürich
- Hahn aus Glarus
golos
Постоянный участник
Сообщения: 1078
Зарегистрирован: 07 дек 2011, 18:03
Благодарил (а): 2397 раз
Поблагодарили: 2980 раз

Re: Проза. Память жива.

Сообщение golos »

Тайны старого альбома
Вера Арнгольд

Тетя Эльза подарила альбом. Обычный с виду, старомодный даже альбом, но полный тайн и открытий. На нескольких листах зеленого картона располагалась родословная, исполненная с немецкой пунктуальностью. Со старых фотографий на свою родственницу внимательно смотрели мои немецкие прадедушки и прабабушки, тети и дяди с красивыми необычными именами Изольда, Ирма, Ида, Альберт и Карл. Я с восхищением листала альбом, забыв о времени и гостях, читая про свои, о Господи, швейцарские корни!
«Родословная рода Арнгольд с 1830 года», - гласила надпись. «Во времена царствования Екатерины II», - повествовала тетя о моем родстве, - в течение 1764-1767 годов около 8 тысяч немецких семей с 27-ю тысячами родственников прибыло на Волгу. Конечно, из Германии и Швейцарии выехало больше людей, но многие умерли дорогой, другие осели в Санкт- Петербурге. Было основано 104 деревни (кантона) по обоим берегам Волги. В 1768 году вызыватель - барон Барегард, из колонистов, прибывших еще в 1767 году и зимовавших в уже существующих колониях, основал еще 14 новых колоний, в том числе было основано село Гларус – родина наших прародителей. Названия деревень соответствовали месту, откуда прибыли колонисты».
Меня охватило странное чувство, которое испытывает человек не раз за свою жизнь. Когда ему кажется, что вот это он уже где-то слышал или видел. Ученые это чувство называют «ложной памятью», дескать, чего только не привидится… Однако мозаика предчувствий и подсознательных наитий сложилась в единое целое, едва я прочитала несколько строк из заветного альбома. Так вот почему меня всегда интересовала Германия, а слово Альпы вызывало особый трепет в крови. Непонятный тогда, но объяснимый теперь! А, когда я впервые увидела Волгу, то хорошо помню чувство облегчения и необъяснимой радости: я вернулась туда, откуда меня унесло время и обстоятельства. Правы ученые-генетики, которые утверждают, что наша генетическая память хранит в себе много всяких чудесных файлов, которые мы сами не пережили, но их «заполнили» наши предки!
-Так мы из Швейцарии? Этой чудесной красивой страны, считающейся мировым курортом? – выдохнула я. – И где это такой город - Гларус?
Мне это слово особенно понравилось. Оно было похоже на бусы из альпийского горного хрусталя. Тетя пожала плечами. Она сама родилась уже в советское время и в России: «Гларус - это город в Швейцарии. Если это действительно так, то наши предки оттуда».
Я решила срочно найти в Интернете город Гларус. Яндекс выдал мне тучу ссылок на курортный город, расположенный возле сказочно красивого озера Кленталерзее. Синее озеро смотрело голубым немецким оком из-под нахмуренных, припорошенных снегом гор. Названия ласкали слух: Женева, Ури, Гларус, Вале, Гриндельвальд, Люцерн. Все это были кантоны Швейцарии. Точно так же назывались деревни в Автономной республике немцев Поволжья, которую включили в состав СССР. Республика просуществовала до сентября 1941 года, а потом случилось страшное. Обрусевших, давно уже душою преданных России немцев, репрессировали. Семьи вырывали с корнем от земли, от домов, разлучали с родными, отправляли в глухие степи Казахстана и Красноярска под голое небо! Везли, как скот в товарных вагонах, высаживали без куска хлеба, без укрытия под моросящий холодный осенний дождь. Многие не вынесли переезда и умерли по пути и на месте. Советское правительство боялось, что «свои немцы» предадут Россию и присягнут Гитлеру. Так, впрочем, оно поступило не с одним народом бывшего СССР. Чтобы напрочь вымести из памяти село с хрустальным именем, его срочно переименовали в город Маркс.
И все же, господа! У меня в Гларусе, пускай теперь Марксе, осталось родовое гнездо. Кроме того, по данным 1915 года на каждую душу в селе, а население было более 1500 человек, приходилось 15 десятин земли. У моих родственников: сельского учителя математики Николая Карловича Арнгольд и его жены Анны Андреевны Роттермель, имелся очень неплохой каменный дом. (Фото прилагается). В нем у супругов Арнгольд родилось 12 детей. Два раза двойня, один раз тройня. Шесть человек умерли в младенчестве. Сами предки похоронены на кладбище села Гларус, Подлесного района Саратовской области. Сохранился ли наш родовой дом и что с ним стало?..
Полностью здесь http://www.proza.ru/2009/08/18/1126
Наталия
Постоянный участник
Сообщения: 6193
Зарегистрирован: 07 янв 2011, 19:55
Благодарил (а): 8072 раза
Поблагодарили: 19787 раз

Re: Проза. Память жива.

Сообщение Наталия »

golos писал(а):У меня в Гларусе, пускай теперь Марксе, осталось родовое гнездо.
Вера Арнгольд немножечко перепутала. Видно плоховатенько знает историю российских немцев. Её бы, голубушку, сюда, на наш сайт и форум.
Интересуют:
- Schmidt aus Susannental, Basel
- Oppermann(Obermann), Knippel aus Brockhausen, Sichelberg
- Sinner aus Schilling,Basel
- Ludwig aus Boregard
- Weinberg aus Bettinger
- Schadt aus Schilling
- Krümmel aus Kano,Basel,Zürich
- Hahn aus Glarus
golos
Постоянный участник
Сообщения: 1078
Зарегистрирован: 07 дек 2011, 18:03
Благодарил (а): 2397 раз
Поблагодарили: 2980 раз

Re: Проза. Память жива.

Сообщение golos »

Воспоминая о прожитом
Людмила Богдановна Тит-Пашенцева
родилась 27 июня 1947 года

Моя семья, Мама, муж и сын переехали из России (г. Куйбышев, Куйбышевской области, РСФСР, ул. Челюскинцев 23 кв 56 п/о 443110) в Германию на постоянное место жительства 23 августа 1993 года. В этом году т.е. 2012 я буду отмечать свой 65-летний Юбилей, по законам Германии я стану пенсионером. В связи с этим событием говорю:

О, нет, мне жизнь не надоела
Я жить хочу, я жить люблю.
Душа не вовсе охладела,
Утратя молодость свою.

Ещё судьба меня согреет
Любовью внучеков моих
А дети пусть и дале зреют
А я ещё кой-чем займусь

Эти строки я решила сделать эпиграфом или вступительным словом к своему труду. Сегодня 10 января 2012 года, я решила заняться изложением на бумаге о прожитых годах и родословной своей семьи. Думаю, это будет дополнением к мемуарам моей матушкиТит Марии Борисовны (урожденная Цизман Мария Бертгольдовна).

Я, Пашенцева Людмила Богдановна (урожд. Тит) немка по происхождению, родилась 27 июня 1947 года в селе Кротовка Кинель-Черкасского района Куйбышевской области РСФСР, СССР.

Моя родословная

Отец - Тит Богдан Соломонович (урож. Тит Готлиб Соломонович) родился 18 сентября 1926 года в селе Петровское, Дергачевский район, Саратовская область, Россия, СССР. Умер 22 сентября 1989 года в г. Тюмень, Тюменской обл., Россия.

Дед - Тит Соломон Карлович родился в 1869 году в Саратовской губернии, Российской Империи. Умер в 1937 году в селе Петровское Саратовской области.

Бабушка Тит Екатерина Богдановна (урожд. Мецке Екатерина Готлибовна) родилась в 1879 году в Саратовской губернии. Умерла в 1953 году в г. Похвистнево, Куйбышевской Обл., Россия.

Прадед - Тит Карл, родился в Саратовской губернии Российской империи. Умер в 1918 г. Других сведений по родственникам отца нет. Только известно, что они переселились из Германии в Россию ещё в 18 веке во время правления Великой русской императрицы Екатерины Второй (немки по национальности), которая предоставила им большие льготы и определила места проживания. В Саратовской губернии образовался немецкий округ (с центром в дальнейшем в г. Энгельсе)...
Полностью здесь http://www.pseudology.org/German/LiusiaMemo.htm
Наталия
Постоянный участник
Сообщения: 6193
Зарегистрирован: 07 янв 2011, 19:55
Благодарил (а): 8072 раза
Поблагодарили: 19787 раз

Re: Проза. Память жива.

Сообщение Наталия »

Игорю Топорову
Наталия писал(а):И буду долго сыпать соль на раны,
Покуда ты напишешь опус свой.
Игорь, как идут дела с написанием воспоминаний?
Я тебе обещала периодически об этом напоминать.
Начало положено или всё ещё не решаешься?
Скажу абсолютно точно: стоит только написать несколько предложений,
как тебя понесут воспоминания всё дальше и дальше.
Остановиться будет очень трудно, пока не выговоришься.
Интересуют:
- Schmidt aus Susannental, Basel
- Oppermann(Obermann), Knippel aus Brockhausen, Sichelberg
- Sinner aus Schilling,Basel
- Ludwig aus Boregard
- Weinberg aus Bettinger
- Schadt aus Schilling
- Krümmel aus Kano,Basel,Zürich
- Hahn aus Glarus
golos
Постоянный участник
Сообщения: 1078
Зарегистрирован: 07 дек 2011, 18:03
Благодарил (а): 2397 раз
Поблагодарили: 2980 раз

Re: Проза. Память жива.

Сообщение golos »

Когда цветёт черёмуха...
Валентина Кайль
23.04.14.

...Мама... Мамочка. Родненькая! Как же мне тебя не хватает...
Перед повлажневшими глазами Владимира отчётливо встал образ его матери.
Её судьба была во-многом схожа с судьбами её ровесниц, российских немок, - опалённая войной молодость, голод, холод, тяжёлый труд, потери родных... Но мама была необыкновенной женщиной, она обладала бесценными качествами: мягкостью характера, чутким отношением к людям, способностью быть снисходительной...
Мария Гергардовна Гюнтер (в девичестве Петкау) до Великой Отечественной войны жила в менонитском селе Красное Аркадакского района Саратовской области...
Полностью здесь http://www.proza.ru/2014/05/15/166
Последний раз редактировалось golos 17 июл 2014, 12:45, всего редактировалось 2 раза.
Ответить

Вернуться в «Книги & Массмедиа»